Школа боевой магии. Том 2

Тут, конечно, все не красавчики, но почему-то именно Пашка шокировал меня больше всего.

— Влад, Влад, Джеймс Бонд нашей школы… — проникновенно зашептал Пашка. — Ты тут… Друган! Помнишь, как мы с тобой зажигали? Влад! Как круто! Ты тут! Влад, только ты можешь мне помочь, тут так холодно, Влад… Я ж не виноват… Честное слово! Я ни в чём не виноват! Ты же поможешь мне? Влад! Ты хороший! Ты настоящий! Влад! Мне плохо… Помоги! Ради нашей дружбы! Я замёрз…

Он казался таким искренним… Таким раскаявшимся… Я уже готов был протянуть ему руку, но тут меня оттолкнул Арик.

— Тебе напомнить Димона с Танюхой, мразь! — не сдерживая себя, закричал Арик. — Это ты посадил их на иглу! Ты! Так что, давай, двигай отсюда свои кости! Ублюдок!

Я аж запнулся. Я тоже вспомнил Димона с Танюхой — Димку и Танечку. Шустрого, любознательного пацанчика и тихую девчонку из параллели. Именно Пашка втянул их в наркотики перед тем, как сам словил передоз.

Сожаления сразу кончились, и я послал его по адресу.

Чем дальше мы шли, чем больше знакомых зомбаков встречали, тем сильнее уставали. Мало того, что темно, холодно и сухо, так ещё и эти мрази… Как бы мы ни храбрились, как бы ни поддерживали друг друга, а чувство вины за грешные души росло. Я, конечно, Пашку прогнал, но на душе потемнело от дум: мог ли я ещё в школе что-то сделать, чтобы Пашка не связался с наркоманами. Может, если бы нас не рассадили, если бы наша дружба сохранилась…

Что-то в душе говорило, что нет, но всё равно Пашку было жалко.

Интересно, стал бы он колоться сам и подсаживать на наркотики других, если бы знал, что его ждёт вот это чудненькое местечко? У меня не было ответа.

Нам было тяжело. Но сложнее всего было Леле с Даждьбогом. Они жили очень долго, за это время знакомых у них набралось дофига. И преступники среди них встречались в достаточном количестве. Плюс, многим Даждьбог с Лелей помогли перебраться сюда. И вот теперь те тащились за нами и злобно посматривали то на тускнеющий светоч, то на светлых богов.

Светоч слабел. Мертвецы приближались. Смертельно голодные грешные души…

Нужно было что-то срочно делать. Но что, когда наши души отягощены виной и болью за близких и знакомых? Не только угодивших сюда, но и живых…

Григорий Ефимович шел и перебирал струны, вроде негромко, но звучащие гусли были якорем — помогали отвлечься от тяжких мыслей, отвлечься от ада вокруг.

Первым сдался Вовка. Ему из-за сломанных рёбер и так дышалось тяжело, а тут ещё такое напряжение плюс сухой и холодный воздух, который он судорожно хватал открытым ртом.

— Вы идите, я малость посижу, отдохну, — прошептал он и попытался сесть на землю. — Потом догоню…

Артём, в чью тройку Боря определил Вовку, не позволил ему сесть. Подхватил парня и сказал с усмешкой:

— Что, на свиданье собрался? Сексуальную мертвячку присмотрел? Ну, у тебя и вкусы! — И помолчав, добавил: — Давай, бро, крепись! Мы вместе выберемся отсюда.

Почти сразу же пришлось подставлять плечо Славке. Его вывихнутая нога хоть и зажила, но тут разболелась. Плюс сотрясение мозга, полученное во время теракта, тоже проявилось — Славку начало тошнить. Поддерживали его Николай с Мишкой.

Я шёл и посматривал на Васька, ждал, что он тоже сдался, но он, бледный, прижимал к груди сломанную руку и упрямо шагал вперёд, а на предложение о помощи, только мотнул башкой и, поморщившись, огрызнулся:

— Не выставляйте меня слабаком перед местными красавицами…

Рассматривая наших раненых, я отвлёкся и едва не наступил на Дёму. Он бросил свою игрушку и таращился на мёртвое дерево, выступившее из темноты. Загнутая макушка полоснула меня узнаванием.

Я вспомнил берёзу, вокруг которой водили хоровод лесные девушки, вокруг которой я водил хоровод вместе с ними. От воспоминаний потеплело в груди. Или это амулет нагрелся?..

Берёза, которую я видел сейчас перед собой, была похожа на ту самую, только если лишить её листьев, света, жизни… Она была похожа на ту остовом и чем-то ещё, как если бы была тутошним двойником той берёзы.

Дёма медленно, выгнув спину и вздыбив шерсть подошёл к берёзе, к самому стволу, подозрительно огляделся, а потом вдруг лёг и свернулся калачиком. Просто вырубился и всё, как будто сил у него больше не осталось.

Хотя, о чём я? Он же котёнок! Хоть и подрос немного… Тут, в Исподнем мире и нам-то тяжело, а уж ему и подавно!

Мы растеряно стояли и смотрели то на спящего Дёму, то на мёртвое дерево, то на зомбаков.

Наконец, Григорий Ефимович шагнул к Дёме и сел с ним рядом.

— Отдыхайте! — сказал он нам. — Всё равно дальше мы идти не можем.

— Почему? — удивилась Светлана.

— А куда? — ответил ей вопросом на вопрос Григорий Ефимович.

Под берёзой, если можно так назвать это дерево, все не расселись, а попадали.

— Я поняла из вашего разговора с тем хлыщём, — нерешительно обратилась к Григорию Ефимовичу Ритка, — что днём солнце над Рувенией. А ночью светит тут?

— Да, ночью солнце тут, — подтвердил Даждьбог.

— Так значит, нам только до ночи продержаться, а потом будет светло, и вы сможете вытащить нас отсюда?

Григорий Ефимович тяжело вздохнул.

— Всё намного сложнее.

— И в чём сложность?

— Хозяин тут не я, а Чернобог… Хлыщ. — Григорий Ефимович усмехнулся. — Надо же, слово-то какое…

Глава 20

— А какое отношение имеет Чернобог к солнцу? Он что, может управлять восходом и закатом? — не сдавалась Ритка.

Я был с ней солидарен. И не только я. Все парни и девчонки ждали ответа. И он последовал:

— Солнце не подвластно Чернобогу, но ночь… Ночь в его власти. А уж здесь, в Исподнем мире, он может длить ночь столько, сколько ему захочется. И что-то мне подсказывает: захочется ему, чтобы рассвет наступил очень нескоро.

— Сколько раз такое было… — подключилась Светлана, — хочешь, чтобы день не кончался, а он пролетает, как миг. А тут, значит, ночь будет длиться… Это несправедливо!

Григорий Ефимович ничего не ответил.

Я чуть не ляпнул: «Жизнь вообще штука несправедливая!». Но сдержался — и так всем хреново.

Зомбаки стояли на границе света плотной стеной. Они ждали. Их дёргающиеся носы и стучащие зубы лучше всего подтверждали слова Григория Ефимовича.

— Ну, так что? — спросил Илья, — Кранты нам? Пушной северный зверь пришёл? Надежды нет?

— Не писсимисди! — прервал его Артём.

— Надежда есть, пока мы живы, пока не сдались, — ответил Григорий Ефимович.

Илья вздохнул и сказал негромко: