Штормовое предупреждение

Лотта покраснела, подхватила книгу и быстро вышла. В салоне стало очень тихо, голос ветра снаружи смягчился, стих. Рихтер и сестра Анджела стояли лицом к лицу.

— Я схожу за медицинской сумкой.

Он сел за стол и достал сигарету.

— Вы не против? — спросил он, когда она вернулась.

— Вы курите? О, нисколько, господин Рихтер. Мой отец любил говорить, что у мужчин должны быть пороки. Определенного сорта.

— Вы имеете в виду короткий поводок?

— Разве? — Она исследовала палец. — Надо наложить два шва. Вам лучше смотреть в сторону.

Затягиваясь сигаретой, он смотрел на дверь каюты Лотты, ворча, когда иголка входила в плоть.

— Откуда вы родом, господин Рихтер?

— Вена.

Она удивилась:

— Моряк из Вены? Не знала, что такое бывает. Как это случилось: вы сбежали на море?

— Достаточно странно, но именно так — сказал ей Рихтер. — Мой отец, если вам интересно, был хирургом и готовил подобную карьеру мне.

— А у вас были другие идеи. Вы женаты?

— Нет — просто ответил он.

Игла впилась снова.

— А надо бы. Это лучше для души, господин Рихтер. Теперь я кончила.

— Как странно — сказал он. — Мне всегда казалось, это лучше для тела.

Она сдержалась и принудила себя говорить спокойно:

— Оставьте ее в покое. Свою жизнь он сможет употребить для лучших вещей.

— Разве? Только потому, что это сгодилось для вашей жизни?

Она резко встала, схватила медицинскую сумку и ушла в свою каюту. Рихтер сидел еще несколько мгновений. Когда он встал, щелкнула дверь каюты Лотты.

— Все в порядке, господин Рихтер? — прошептала она.

— Прекрасно — ответил он. — По правде говоря, я никогда не чувствовал себя лучше, фройляйн.

Она снова улыбнулась и исчезла. Рихтер подымался по лестнице через две ступеньки.

***

Для Паули Герике события закрутились с чрезвычайной быстротой. Предварительный допрос в Фальмуте, во время которого его одежду высушили и вернули. Потом по суше его перевезли в Портсмут, где он попал в руки военно-морской разведки.

Они отнеслись к нему с уважением. Кроме всего, он был редкостной добычей — самый известный командир подлодки, взятый в плен после Кречмера.

Пять часов подряд его посменно допрашивали без малейшего успеха. Герике решительно застрял на личной информации, разрешенной Женевской конвенцией, и более ничего не сообщал.

Сразу после полудня ему сказали, что его переведут Лондон. Он прошел в фургон морской полиции в наручниках под охраной старшины, двух матросов и суб-лейтенанта, все с оружием.

Потому в четыре-тридцать пополудни он был в лагере военнопленных лондонского округа, размещенного в реквизированном особняке в Кенсингтон Пэлис Гарденс. На сей раз обращение не было столь хорошим, в частности со стороны главного старшины лагеря, при появлении взявшего его под свое попечение, массивного человека сорока шести лет по имени Карвер с поломанным носом боксера.

— Будь моя воля, сынок — информировал он Герике, — мне больше всего понравилось бы заполучить тебя на ринг раундов на шесть, и уверяю тебя, ты остался бы на нем до последнего гонга.

— О, не знаю, чиф — спокойно ответил Герике, — кажется, ты лучше бы смотрелся в темном переулке с бутылкой в руках.

На мгновение показалось, что Карвер его ударит, но рядом находились два матроса. Главный старшина, трясясь от ярости, удовлетворился, сорвав с Герике награды.

Комната, куда его, наконец, отвели, была достаточно приятной. Похожая более на студию, чем на кабинет: на стене книжные полки, в камине огонь, и хотя высокое окно загораживали тяжелые решетки, можно было разглядеть сад. Его посадили в кресло возле широкого стола, все еще в наручниках, и он бесстрастно ждал, кто же появится. Два вооруженных матроса стояли по бокам.

Через некоторое время дверь открылась. Человек, прошедший по другую сторону стола, был капитаном первого ранга королевских ВМС с орденом За заслуги и нашивками за первую мировую войну. Герике все воспринимал автоматически: ржаво-седые волосы, бледное аскетичное лицо. Он сильно хромал и тяжело опирался на трость из черного дерева.

Он положил на стол пару скоросшивателей и довольно официально сказал:

— Капитан Герике, мое имя Воан.

— Хотелось бы сказать, что рад познакомиться.

Воан кивнул одному из матросов:

— Теперь можете снять наручники. Подождите снаружи.

Он подождал, пока они выполнят приказ, и сел лишь тогда, когда за ними закрылась дверь. Герике потер затекшие запястья:

— Благодарю. Они начинали становиться неприятными.

— Сигарету? — Воан через стол пододвинул пачку. — Ваш английский в самом деле совершенен, потому что вы прожили здесь пару лет, не так ли? — Он открыл один из скоросшивателей и достал из кармана пару старомодных очков — С двадцать шестого по двадцать восьмой. Холл. Вы посещали там гимназию.

— Похоже, вы знаете.

— Конечно, капитан — ответил Воан тем же тихим, нейтральным голосом. — О вас — все. Кстати, блестящий послужной список. Поздравляю.

Герике подавил желание рассмеяться:

— Спасибо.

— Не только Рыцарский Крест, но и Дубовые листья к нему. Редкостное отличие.

— Было.

— Почему вы так говорите?

Герике расстегнул кожаную куртку, показать, что награды нет:

— Военный трофей.

В первый раз Воан выказал эмоции. На правой щеке задергался крошечный мускул:

— У вас отняли награды?

— Да.

— Здесь? Будьте добры, скажите мне когда и кто?

— Главный старшина из приемного блока — сказал Герике и коварно добавил: — мне казалось, это нормальный ход вещей.

— Пока я здесь командую, нет, уверяю вас, капитан. — Лицо Воана побледнело, рот сжался, он поднял трубку телефона на столе — Живо пришлите в кабинет двадцать два главного старшину Карвера.

Он поднялся на ноги и подошел к окну, тяжело ступая и опираясь на трость. В дверь постучали и вошел Карвер.