Штормовое предупреждение

– Если это что-то типа, – не слушал его Джулиан, захваченный новой идеей настолько, что даже перестал валяться на диване и сел ровно, – я готов сменить название своего клуба!..

– Что это за новая блажь? – изумилась Марлин. – Всю жизнь был «Мадагаскар» – и вдруг стал «Лемурией»?..

– Потому что в этом есть глубинный смысл! – важно поднял палец Джулиан. – Это будет демонстрировать тонкий вкус и глубокие познания… И намекать на то, что внутри царит истинная гармония и идеальность!

– Угу, – лейтенант покосился на него неодобрительно. – Или будет наводить на мысли антропологического характера. О том, например, что есть гипотеза насчет промежуточного звена между человеком и обезьяной – дескать они как раз и жили на этом затонувшем континенте…

– Это как раз тебе подходит, – добавил Шкипер неласково.

– Вы злые и грубые, – ничуть, кажется, не смущенный таким поворотом дела, заявил Джулиан, устраиваясь на диване обратно и забрасывая ноги на подлокотник. – Я тут, можно сказать, Высоким искусством занимаюсь, а вы? – он произнес эти слова так, что всем стало понятно: «Высокое» надо писать с большой буквы.

– А мы здравым смыслом, – вздохнул Ковальски. – Джулиан, уймись. Серьезно. Далась тебе Лемурия!

– Много ты понимаешь, – фыркнул тот, поправляя волосы. Марлин всегда находила забавным то, что их-то «король сцены» обесцвечивал до стильного серебристо-серого цвета, а вот про брови забыл – так и остались русыми...

– Это основы маркетологии. Продукт должен быть уникальным!

– Ночных клубов по Манхеттену знаешь сколько?

– Зато лемуры на планете только в одном месте водятся. Ассоциативный ряд, все дела.

– Ковальски, он от тебя таких слов набрался?

– Если я пользуюсь научной терминологией, это не означает, что больше никто не может этого делать.

– Ой, ой все… – замахал на него тонкой кистью Джулиан. – Я просто хочу, чтобы там хорошо отдыхалось. Сам же говорил: как корабль назовешь... Если назвать его «Дыра» – так там и будут себя чувствовать, будто в какой-то дыре!

– Джулиан…

– Так что не рассказывайте мне.

– Джулиан…

– Ну что «Джулиан»?!

– Ты себе хотя бы приблизительно представляешь, сколько усилий потребует возня с документами? Или ты думаешь, ты придешь, скажешь: «Не хочу больше “Мадагаскар”, хочу “Лемурию”!», – и в одной графе слово зачеркнут, а в другой -напишут?

– Не будь занудой. Этим займется Морис, я-то тут при чем?

– Джулиан, ты эгоист, – покачала головой Марлин.

– Открыла Америку… – вполголоса буркнул Шкипер.

– Я – гедеонист, – отозвался хозяин клуба, в очередной раз проигнорировав его бурчание. – Считаю, что от жизни надо получать удовольствие, а не страдать по пустякам. А пустяк, по-хорошему, это что угодно. Вам охота терзаться, кто ж вам доктор? Мне вот неохота. Я твердо решил быть счастливым.

– Не могу не признать: в этом что-то есть, – заметила Марлин.

– Да, только счастлив ты за чужой счет.

– Ты хочешь сказать, счастье само по себе – самостоятельное явление? – Джулиан даже снова привстал, удивившись. – Ты можешь быть счастлив только при условии, что кто-то другой не будет. Тут или ты, или тебя, это же принцип равновесия. Невозможно положить все яблоки на одну чашу весов и сохранить баланс. Не могут быть счастливы поголовно все. Так что да, я забочусь о собственном.

– Я думаю, если это станет делать каждый…

– Это и так делает каждый.

– Нет. По крайней мере, не прикладывая всех возможных усилий. Если бы ты был прав, у нас тут уже образовалось бы маленькое автономное государство с военной диктатурой и Шкипером во главе, – лейтенант ткнул в сторону упомянутого карандашом. – Ты видишь танки на границах? И я не вижу.

– Если бы у него были эти танки, границы располагались бы дальше, – ухмыльнулся Джулиан. – Чай, не первый день знакомы... Но болтливой корове бог рабов не дает…

– Что-о?.. – лейтенант от неожиданности уронил карандаш, которым в этот момент делал записи в своем извечном блокноте.

– На кого я периодически работаю… – закатил глаза Шкипер. – По-моему, если мы втихую свернем тебе шею, мир только выиграет…

– Во-первых, «рогов», Джулиан…

– А, то есть, рабов дает?.. – поднял брови тот.

– Определенно выиграет, – подытожил Шкипер.

– Я так смотрю, у кого-то печень лишняя?

Шкипер едва не поперхнулся и с возмущением поглядел на произнесшего эти слова собственного лейтенанта. Тот, сложив руки на груди, застыл на пороге, всем своим видом олицетворяя сдержанное, однако от того не менее праведное возмущение.

– Это кофе! – раздраженно буркнул Шкипер. – У тебя что, нос заложило?

– А я и не про то, что ты пьешь.

– А про что тогда?

– Про перевязку, на которой ты должен был быть полчаса назад.

Командир одарил его недовольным взглядом.

– Не помру, – буркнул он.

– Сразу – нет, – отозвался Ковальски. – Но это дело времени.

– Я приду, когда приду.

– Ты имеешь в виду – когда у меня руки будут по локоть в солидоле или я буду занят мытьем полов?..

– Не ерничай.

– Я выполняю приказ.

– Какой приказ?

– Твой.

– Какой еще к черту…

Взгляд у Ковальски остекленел. Он заложил руки за спину и, глядя куда-то поверх головы собеседника, процитировал:

– Никакой из членов отряда не имеет права уклоняться от медицинского предписания, если оказание его не вовремя может привести к травме и\или затяжной болезни, повторному рецидиву, смерти и так далее. Категорически запрещается…

– Так, стоп, хватит. Я знаю, что у тебя хорошая память.

– Спасибо, сэр.

– Это не комплимент.

– За то и спасибо.

– Ты еще долго маячить тут будешь?!

– Сходи ты на эту перевязку, – не выдержала Марлин. – Что ты уперся?

– Я делом занят! Подождет перевязка, этот зануда из чистого принципа меня дергает!.. – раздраженный Шкипер снова обернулся к карте, отмечая карандашным пунктиром новую линию. Боковым зрением заметив, что его зам собирается снова что-то сказать, выставил ладонь.

– Не сбивай меня с мысли. Я закончу и приду.