Симпатия
Шрифт:
Никто не пошевелился и не издал ни звука.
Хуан посмотрел на часы и объявил:
— Пора возвращаться.
24
Улисес вошел в квартиру. Постоял у двери и почувствовал особую атмосферу, которая возникает, когда врываешься в какое-то пространство и знаешь, что ты там один. Смолистую тишину, обычную для домов, где нет ни детей, ни домашних животных.
Он запер дверь изнутри. Подошел к коробке — она так и стояла на столе в гостиной — и положил туда сумку, которую принес с собой.
Хуан появился в комнате дона Пако
На кровати было пусто.
— А где дон Пако?
В Галипане. Он выпивает кофе в полшестого и едет посмотреть на тамошний цветочный рынок.
Они погрузились в допотопный джип. По дороге почти не разговаривали. Хуан сосредоточился за извилистом спуске, а Улисес — на том, чтобы от тряски не удариться головой о стекло. Уже на проспекте Бояка Хуан рассказал, что ночные экскурсии — дело неофициальное.
— Зато хорошо оплачиваемое. Это все детишки военных или правительственных шишек. В мои обязанности, в принципе, не входит, но вертеться-то надо, правильно?
— Конечно, — согласился Улисес.
— Где вы живете?
— Меня не нужно подвозить до самого дома. Я могу взять такси, — сказал Улисес, прекрасно зная, что наличности на такси у него не хватит.
— Я вас отвезу. Это распоряжение дона Пако, — настоял Хуан.
В коробке недоставало только переводов сеньоры Альтаграсии, которые забрала Надин. Улисес еще раз заглянул в холщовую сумку. Маленькая деревянная шкатулка, переданная доном Пако, никуда не делась. Все остальное тоже было на месте. Улисес свернул сумку.
Зашел в спальню. Надин не ночевала. Когда Хесус позвонил сообщить о смерти сеньора Сеговии, Надин с самого утра обнаружилась в «Аргонавтах». Судя по лицу и одежде, она где-то гуляла всю ночь, а в «Аргонавты» явилась прямиком к завтраку. А теперь он сам напрочь забыл предупредить, что останется на ночь в отеле «Гумбольдт» у брата Сеговии. «Сумасшедшая история. Завтра расскажу», — написал бы он ей, будь она его женой. А так — кто она ему? Она ведь тоже не написала и не спросила, где его носит. В таком опасном городе, как Каракас, не спрашивать по нескольку раз в день, где близкий тебе человек и все ли с ним в порядке, — это признак нелюбви или равнодушия.
Ему стало жаль, что у него даже брата нет. Вот Пако и Факундо были друг у друга. А так — никаких связей до самого наступления лицемерной зрелости. Никаких позорных воспоминаний, роднящих с кем бы то ни было. Никакого зеркала, в котором неугасимо горит первоначальный огонек, с которым мы являемся в мир, а потом видим его, только когда другой человек достает его для нас, словно монету со дна пруда.
Он принял душ и надел пижаму. Пошарил в аптечке, нашел убойное снотворное, которое Паулина пила перед перелетами, проглотил и лег спать.
Проснулся на следующее утро, чуть позже шести, от голода, вгрызающегося в желудок. Есть дома было нечего. Он вспомнил об арепах сеньоры Кармен, и у него потекли слюнки.
Позвонил в «Аргонавты». Ответил Хесус:
— Я уже сам собирался тебя разыскивать.
—
Доброе утро, Хесус. Я заночевал в квартире. Ты не мог бы за мной приехать?— Конечно. Давай адрес.
Напоследок Улисес спросил:
— А Надин там?
Хесус понизил голос:
— Да. С ночи.
— В каком смысле — с ночи?
— И позавчера ночью тоже. За всей этой суетой после смерти сеньора Сеговии я тебе забыл сказать. Ранним утром, когда это случилось, она уже была здесь. Ты не знал?
— Нет. Не знал.
Хесус сказал — уже громким голосом:
— Отлично. Выезжаю.
По пути в «Аргонавты» Хесус поведал Улисесу, что Надин перед рассветом проникает в сад и танцует.
— Прямо как балерина.
— И все? Просто танцует и все?
Хесус покрепче сжал руль и сказал:
— Ну, еще вот я видел, что она как бы пишет. Понимаешь, как будто на дворе день. Сидит читает и пишет.
— А она не спала в этот момент?
— Глаза были открыты, но взгляд странный. Страшновато, по правде говоря. Даже не могу сказать, спала она или бодрствовала. А что, она этим страдает?
— Лунатизмом?
— Ага.
— Не знаю, — сказал Улисес. И, помолчав, добавил: — Насколько я знаю, нет.
В кухне уже ждала сеньора Кармен с двумя аре-пами и чашкой кофе.
Улисес позавтракал не спеша, смакуя каждый кусочек. Отнес тарелку в раковину, выглянул в окно, увидел Надин и спросил:
— Что это она делает?
Сеньора Кармен отложила полотенце, которым вытирала тарелки, и подошла.
— Доктор Мариела сказала — зарядку.
Улисес допил кофе и спустился в сад. Собаки, виляя хвостами, подбежали поздороваться. Они так радовались, что грех было не остановиться и не погладить всех троих. Фредо повалился на спину, и Улисес почесал ему живот. Майкл и Сонни тут же последовали примеру Фредо и потребовали того же. Улисес довольно долго возился с ними, стараясь, чтобы никто не оставался в обиде и не ждал своей порции ласки слишком долго. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз вот так общался с собаками? А ведь сам всегда хотел завести пса.
Надин полулежала на траве, запрокинув голову, и одним глазом посматривала на Улисеса. Ярость и печаль, переполнявшие его после разговора с Хесусом, вдруг улетучились. Майкл, Сонни и Фредо прилипли к нему и, как медицинские банки, высосали из тела всю хворь.
«Они как Христос, — подумал Улисес, шагая к Надин. — Берут на себя боль людей, только без распятия и страданий. Когда они виляют хвостами или крутятся на месте как сумасшедшие, то распространяют вокруг себя электромагнитную волну радости. Собаки — они как Христос, только сумасшедшие. Как Христос, который сошел с ума от радости».
Он встал над головой у Надин. Их перевернутые лица смотрелись друг в друга — инь и ян.
— Что ты делаешь? — спросил Улисес.
— Спину растягиваю, — сказала Надин.
— Я кое-что надумал на днях. Интересно, как ты к этому отнесешься, — протянул Улисес, хотя на самом деле мысль эта посетила его только что. — Что скажешь, если мы переедем в «Аргонавты»? Хотя бы на время, пока ремонт идет.
Надин закрыла глаза, скрестила руки на груди и улыбнулась:
— Я смотрю с восторгом.