Симпатия

Мастер открыл дверцу, поставил ногу на тротуар, застыл, убрал ногу обратно и захлопнул дверцу.

— Чуть самое важное не забыл, — сказал он и вытащил из кармана пиджака связку ключей. — Сейчас оставил бы вас куковать на лестничной площадке перед новыми замками. — Он рассмеялся, протянул связку Улисесу и ушел.

Возвращался Улисес через проспект Вояка, вдоль отрогов Авилы. Проехал через район Альта-миры до площади Франции и вывернул на Восточное шоссе. Ему предстояло пережить ночь, полную вопросов без ответов, и дождаться звонка матери Надин на следующий день.

У квартиры он довольно долго не мог подобрать нужные ключи. Странно было вставлять новый ключ в новый замок, но знать, что по ту сторону двери — прежние комнаты. Сеговия мог больше не волноваться: Паулина или те, кого она подошлет, сюда не попадут. Улисесу даже казались нелепыми такие предосторожности: жизнь с Паулиной осталась далеко в прошлом, и никакой поступок бывшей жены не способен больше на него повлиять.

Можно ли сказать то же самое про Надин?

Попав наконец внутрь, он сразу схватился за блокнот и начал писать Надин длинное письмо. Точнее, пояснять самому себе, но обращаясь к ней, бессмысленность собственной жизни. Писал до трех ночи, пока не изнемог. Прежде чем лечь, снова позвонил. Он не надеялся, что она ответит, но ему нужно было услышать гудки. Гудки как форма отвержения были последним, что связывало его с Надин, и, не утешившись ими, как бы жалко это ни звучало, Улисес не мог уснуть.

Он несколько секунд не убирал большой палец с имени на экране, а потом в приступе ярости вскочил и швырнул телефон об пол.

17

На следующий день Улисес проснулся с каким-то нравственным похмельем. Надо написать Апонте, что ему нужен новый телефон. Возможно, айфон. Он всегда хотел айфон. Тут он вспомнил, что должна позвонить мать Надин, и кинулся в гостиную. Поднял разбросанные по полу части и как сумел собрал свой мобильный. Экран треснул, один угол корпуса разбился от удара, но в остальном все вроде работало. Улисес немного успокоился и приготовил себе завтрак.

Ближе к полудню раздался звонок. Первым делом сеньора Кандо предупредила, что Надин едет к Улисесу.

— Это она вам сказала?

— Нет, но ночью ей было нехорошо, а утром я ее уже не застала.

— А откуда вы знаете, что она едет сюда?

— Знаю, Улисес. Матери не ошибаются.

Поняла, значит, подумал Улисес. У него самого не было ни отца, ни матери, и сыном он никогда не был. В подобных случаях, когда от него ускользало инстинктивное понимание каких-то вещей, он чувствовал себя репликантом, которого внезапно подвергают тесту Войта-Кампфа.

— Что не так с Надин? — спросил он.

— Во-первых, ее зовут не Надин. Ее зовут Мария Элена. И я вообще-то ее бабушка. Я ее растила, потому что мать живет во Франции.

— Она француженка? — спросил Улисес, будто ухватился за соломинку.

— Кто?

— Мать Надин.

— Нет, венесуэлка. Единственная иностранка в семье — я, но я родилась в Черногории, так давно, что и не упомнишь. Можно узнать, чего еще вам наговорила Мария Элена?

Улисес рассказал. Сеньора Кандо слушала и опровергала каждое его слово. А он, словно старый боксер, который уже не чувствует ударов, принимал все, что произносил этот гортанный голос. Оказалось, что Надин, или Мария Элена, не имела никакого отношения к танцу и последние годы жила не в Буэнос-Айресе, а с мужем и дочкой на острове Маргарита, откуда они и переехали в Каракас.

— Она йогу преподает. Прожила три месяца в Индии, в ашраме. Собственно, этим и ограничилась. Но после возвращения сразу начались проблемы.

— У Надин есть дочь?

Он вспомнил шрам на животе. Шрам говорил яснее любой книги и любого фильма, но Улисес не смог его понять.

— Да.

— Сколько ей лет?

— Три. Совсем скоро уже четыре.

— А где она?

— Здесь, со мной.

— А Надин почему ею не занимается?

— Мне сперва придется вам рассказать, почему мать Надин не занималась своей дочерью. Это долгая история.

— А отец?

— Вот об этом я и хотела с вами поговорить. Но сначала мне нужно было узнать, с кем встречается Мария Элена. Вы вроде бы приличный юноша. Это успокаивает. Муж у Марии Элены сложный. Ну и она тоже делу не помогает, по правде говоря. Хотя в глубине души человек неплохой.

Улисес не понял, относилась последняя фраза к Надин или к мужу.

— Они до сих пор женаты?

— Да. И в таких случаях я стараюсь предупредить заинтересованного. Если получается, конечно.

— Вы хотите сказать, что такое с ней не в первый раз?

— Не в первый. Мне правда очень жаль, Улисес. Иногда я даже спать не могу, все думаю об этом. Мария Элена плохо кончит. Это мне понятно. Но я хотя бы пытаюсь сделать так, чтобы трагедия не затронула других.

Через пару часов приехала Надин, как будто вернулась из заслуженного отпуска. Первым делом она расспросила про коробку. Улисес рассказал, что сеньор Сеговия сдал ее ему на хранение.

— На неделе приходил странный тип. Заявился пьяный. Его Паулина наняла, делать психологическую аутопсию Мартина.

— Что такое психологическая аутопсия?

Улисес постарался передать суть дела словами Мигеля Ардилеса, а сам в это время думал, какое лицо станет у Надин, когда он назовет ее настоящим именем, Мария Элена. Но продолжал говорить. Упоминал о подробностях, которых раньше не замечал. Поведал про сон и кошмары в кресле с регулирующейся спинкой, про тайник, в котором прятался Сеговия, про коробку и про переводы Элизабет фон Арним, сделанные сеньорой Альта-грасией. Даже впервые рассказал про тетрадку, но не про длинное письмо. Всего за неделю, судя по словам Улисеса, произошло столько всего интересного, столько всего необычайного и непонятного, что Надин явно начала жалеть о своем отсутствии.

Она сходила на кухню и принесла бутылку вина. Налила два бокала, протянула один Улисесу, а сама улеглась на диван. Казалось, она полностью сосредоточена на бокале, словно история лилась из этого маленького колодца с кровью, а слова Улисеса Она смаковала ушами, как изысканное вино. И ее слушание было так прекрасно, она так пытливо воображала все действия Улисеса, что тот впервые в жизни взглянул на себя со стороны и увидел, как он красив. Красив настолько, что его вдруг посетило абсурдное желание стать Надин, чтобы идеальный мужчина, которым он был в тот миг, овладел ею, довел до изнеможения и оставил спать в постели, откуда ей не следовало сбегать так надолго и откуда она больше никогда никуда не денется, потому что постель эта источает запах ее мужчины. Запах, который непременно нужно сохранить, ведь, если он рассеется, она утратит саму себя.

Допив бутылку, они пошли в спальню. Долго целовались. Улисес пробежал пальцем по шраму на животе. Потом начал ее ласкать, а когда вошел, стал повторять ее имя: Надин, Надин, Надин.

Он быстро кончил и рухнул на простыню, как конь, у которого в последнем забеге разорвалось сердце.

Надин взяла его голову, пристроила у себя на груди. И шепотом повторяла, пока он не уснул:

— Я здесь. Я здесь. Я здесь.

18

Разбудил его звонок от Мариелы. Испуганным голосом она сообщила, что напротив дома припарковалась подозрительная машина.