Симпатия

— Конечно, любила. Вся эта тема с садом — попытка походить на Элизабет. Сначала я подумала, это она пишет про обстоятельства смерти фон Арним. Та, когда разразилась Вторая мировая война, жила на юге Франции и переехала в США. Умерла в сорок первом, от старости, будучи уверенной, как и Стефан Цвейг, что Гитлер завоюет всю планету.

— Ну, похоже на то.

— Не знаю. Мне и другое пришло в голову: Альтаграсия говорит не столько об Элизабет, сколько о себе самой.

— В смысле, она имеет в виду Мартина?

— Да. Мартин был ее Разгневанным.

II

20

— Милый, — позвала Мариела шепотом.

Хесус не пошевелился.

— Милый, слышишь? — На этот раз Мариела по трясла его за плечо.

— Что случилось? Что случилось? — Хесус при поднялся.

— Слышишь?

— Что?

— Собаки лаяли.

— Собаки вообще лают. Который час?

Мариела посмотрела в телефоне. Свет экрана озарил ее лицо.

— Без десяти четыре.

— Ложись давай. Еще пару часиков сна урвем.

Мариела встала с постели и надела халат.

— Ты куда? Не вздумай выходить.

— Я только выгляну.

Хесус снова улегся и с силой зажмурился.

— Милый, — теперь Мариела уже не шептала, — в саду кто-то есть.

Они выглянули в окно коридора рядом с их комнатой на втором этаже. В глубине сада, примерно возле решетки, отделяющей его от парка Лос-Чоррос, во мраке металась фигура. Вдруг темноту прорезала ярко-розовая вспышка.

— Я не вижу собак, — сказала Мариела.

— Я спущусь. Жди здесь.

— Я с тобой.

Лестница вела в кухню, смежную с прачечной, откуда видна была только часть сада, потому что собачье кладбище закрывало обзор и единственный свет шел от уличного фонаря.

Послышался звук, как будто ноги терлись друг о друга, и темнота снова вспыхнула ярко-розовым.

Это была Надин.

— Что она делает? — прошептала Мариела, привстав на цыпочки.

— Вроде танцует, — ответил Хесус, описав рукой вращательное движение.

Теперь они различали силуэты собак: те послушно сидели и, сверкая глазами в такт танцу, смотрели, как пляшет Надин.

Снова послышался звук соприкосновения ног, похожий на биение крыльев, и на этот раз Хесус с Мариелой увидели, как Надин приземляется после короткого прыжка. Одна нога прямая, немного отведена в сторону, на второй, слегка согнутой, — вес. Руки расправлены в стороны, как у балерины, завершающей па.

В этот миг Надин, не меняя позы, гибко и четко, словно голубка, повернула голову чуть ли не на сто восемьдесят градусов и вперила взгляд в подсматривающих.

Мариела подскочила и бросилась к лестнице. Хесус помахал Надин и тоже вернулся в спальню. Мариела спряталась под одеяло.

— Который час?

Мариела посмотрела в телефон:

— Тридцать пять минут пятого.

— Я в душ. Вспотел весь.

— Можно я с тобой посижу в ванной?

— Конечно.

Хесус вышел из душа, и на его место ступила Мариела.

— Подожди, я быстренько помоюсь.

Хесус вытерся, опустил крышку унитаза и сел. Потом они оделись и сидели на кровати, пока не рассвело.

Спускаясь в кухню, Мариела спросила:

— Что будем делать?

— Думаю, надо поговорить с Улисесом.

В кухне сеньора Кармен только сварила первый утренний кофе.

— А где Сеговия? Разоспался? — спросил Хесус.

Сеньора Кармен не ответила. Отпив глоток, показала дымящейся чашкой в сторону окна. В саду разворачивалось странное представление. Надин в ярко-розовом закрытом трико и тонкой черной футболке будто бы делала растяжку перед собаками.

— Чего это она? — заговорила наконец сеньора Кармен.

Все трое подошли к окну.

— Йога, — сказала Мариела. — Такие упражнения на растяжку. Это первая поза. Приветствие солнцу.

Сеньора Кармен налила кофе Хесусу и Мариеле, и все снова предались наблюдениям. Фредо, Майкл и Сонни сидели напротив Надин и внимательно следили за всеми ее движениями.

Допили кофе. Сеньора Кармен взглянула на донышко чашки и сказала:

— Посмотрю, что там с Сеговией.

Еще не затихло шарканье ее усталых ног, когда залаяли собаки.

Мариела с Хесусом переглянулись.

— Ты иди, — сказала Мариела.

Надин сидела на траве и смотрела в никуда.

Трико немного испачкалось в размягченной росой земле. Узнав Хесуса, Надин только и сказала:

— Я ничего не делала.

И тогда послышался крик сеньоры Кармен. Хесус кинулся в комнату Сеговии. Отстранил сеньору Кармен и увидел его: старик лежал на полу, как будто уснул: Но храпа слышно не было. Приемник валялся рядом с телом, немой и смятый, словно лесная хижина, на которую упало дерево.

21

Народу на похоронах сеньора Сеговии было мало. Мариела, Хесус, сеньора Кармен и Улисес — от «Аргонавтов». От семьи — только брат покойного Франсиско, который привел с собой человека с каракасской канатной дороги.

Надин не пошла.

Улисес взял на себя обязанность позвонить сеньору Франсиско и сообщить новость. В ответ раздалась целая обойма фраз, прерываемых тяжелым дыханием.

— Франсиско Сеговия, да, сеньор. Факундито? Ах ты ж черт. Братик мой Факундито, вот тебе и на. Ну, спасибо, что позвонили. Нет, бдение устраивать не нужно. Да, у нас есть участочек на Восточном кладбище.

Похороны удалось назначить на следующий вечер. Отпевания не было, но Улисес счел нужным сказать несколько слов. Он сделал упор на том, как долго и преданно Факундо Сеговия трудился у генерала Айялы.

— А в последние месяцы — и в большой семье фонда «Симпатия к собакам».

Едва произнеся это, Улисес понял, что «большая семья» по отношению к кучке людей звучит нелепо. Но Мариела, казалось, была тронута и не переставая плакала. Улисес обращался в первую очередь к Франсиско. Старик слушал понурившись. Может, думал, что быть долгожителем недальновидно: кто придет на похороны, когда его самого не станет?