Синдром счастливой куклы

В станице была хорошая школа, выигравшая несколько грантов, — с обширной библиотекой, новыми компами, скоростным интернетом и крутыми музыкальными инструментами. Дома я врал про кружки и дополнительные занятия и не вылезал из сети целыми днями — просматривал видеоуроки игры на гитаре и рисования в разных техниках, много читал и прокачивал все свои скиллы, как одержимый. Столько времени было упущено из-за тупой приверженности матери быть ведомой…

Я быстро подружился с ребятами, тогда же впервые встал на скейт. Меня полюбили в школе, звали по имени, и все, за что бы я ни взялся, у меня получалось.

По мере взросления злость становилась сильнее. Я понимал, насколько уродливую модель мира навязывала община и мечтал наверстать все, что упустил.

Однажды в рекомендациях всплыл ролик Юры — один из первых видосов с хреновым звуком, снятый на вебку. Чувак переживал депрессию, испытывал те же страхи, что и я, а еще — писал крутые треки, и его творчество зашло мне точно так же, как книги По. Он на моих глазах боролся, стремился вылезти, срывался и падал, познавал себя… Я равнялся на него. Он меня вдохновил. Потом, уже на свободе, я разучил все его песни…

Жизнь налаживалась, но в один прекрасный день отчима отпустили — деньги, связи решают все. Первым делом он обыскал мою комнату, нашел далеко не религиозные рисунки и наброски текстов, порвал их в клочья, очень сильно избил меня и тупо посадил под замок.

Ежедневно часами втирал мне, что я — пустое место и ничтожество, тыкал в морду заряженным дробовиком, пугал страшным судом, и глюки вернулись. Накрыла бессонница и безотчетные страхи, я прекратил говорить, а рожа задергалась, будто в меня вселился дьявол.

Сознание было спутанным, единственное, что ощущалось явно — присутствие абсолютного зла за спиной.

Иногда я совсем переставал чувствовать себя — в моем теле никого не было… И шикарный выход нашелся. Когда под рукой оказывался нож или лезвие, я пускал его в ход и оживал…

Я оправдывал свое бессилие тем, что мне всего шестнадцать и вне семьи я не проживу, но за три месяца взаперти понял одно: время, отведенное мне при рождении, уходит, его никто не возместит и не вернет.

С такими мыслями я накинул на шею ремень… Но крюк в потолке не выдержал и вылетел вместе с люстрой.

«…Если у кого будет сын буйный и непокорный, неповинующийся голосу отца своего и голосу матери своей, и они наказывали его, но он не слушает их, — то отец его и мать его пусть возьмут его и приведут его к старейшинам города своего… и скажут старейшинам города своего: «сей сын наш буен и непокорен, не слушает слов наших…», тогда все жители города его пусть побьют его камнями до смерти, и так истреби зло из среды себя…»

Мать причитала дурным голосом, когда отчим собрался «изгнать из меня бесов». Думаю, он бы попросту убил меня и обставил все как несчастный случай — его боялась вся станица, а безнаказанность развязала руки, но накануне я побросал в рюкзак пожитки и свалил через окно.

Повисает тишина, ее нарушают только мерные трели сверчка и знакомый мотив из советского фильма о поющей эскадрилье, который так любит папа.

— За три с лишним года я ни разу не пожалел, что сделал это. Я живу вольно — люди по своей сути добры и красивы, нужно только понять и подобрать к каждому ключ… в наших реалиях есть огромная потребность быть услышанным и раскрыть душу. Не корысти ради, но я помогал им, а они помогали мне — вписывали, кормили, делились знаниями и мастерством, давали подработку. Я знаю многих ребят во многих городах — жил в сквотах и на репетиционных точках, играл в группах, участвовал в уличных соревнованиях по скейтбордингу, и никто не выдал меня, хотя история с моим исчезновением, благодаря СМИ, была на слуху.

Когда Юра написал на странице, что «Саморезам» нужен музыкант, я знатно офигел — такой шанс представляется нечасто. Приехал сюда и… завис на карантине. Пару недель не было возможности пообщаться с ним лично. И пусть я ошибся в нем, но когда-то, сам того не ведая, он помог мне многое переосмыслить, а судьбе надо возвращать долги. Осталась главная мечта — записать свой трек и доказать себе, что ублюдок с дробовиком ошибался… Но даже если не получится — я все равно счастлив. Здесь хорошие люди. Здесь есть ты…

— Можно тебя обнять? — выдавливаю я сквозь слезы и стираю их рукавом. Ярик кивает.

Подаюсь к нему, обхватываю шею, зарываюсь носом в обалденно пахнущий ворот толстовки, глажу спину. Он чуть слышно шипит, но смыкает руки на моей талии и кладет подбородок мне на плечо.

Мы сидим молча и слушаем прерывистое дыхание друг друга — долго-долго, и мне кажется, что мы превратились в единый организм с одной на двоих горькой кровью.

— Что с твоей семьей? — шепчу я, и его шепот щекочет ухо:

— Этой зимой отчим умер — пьяным в хлам влетел в отбойник на своем джипе.

— А мама?

— Мама… знает, что я жив.

— «Синдром счастливой куклы». Песня о тебе…

— Да. Надо мной издевались. Меня ломали. Но временами я становился частью этого, и мне даже нравилось: посиделки на лесной поляне, убранство церкви по праздникам, голоса, сливавшиеся в унисон во время молитвы, вкус запеченной дичи, убитой отчимом. До сих пор я просыпаюсь ночами в холодном поту и никак не выберусь из эмоциональной ямы. Иногда режусь… Остаюсь этой куклой и боюсь высоко поднять голову.

— Если все позади, почему не вернешься? — спрашиваю у него и у себя самой, и знаю наперед, какой ответ прозвучит.

— Это будет моим самым смелым и самым дебильным поступком. Или жестом отчаяния. Там, дома, я попаду в эпицентр своих кошмаров и либо окончательно сойду с ума, либо перерожусь и стану гребаным сверхчеловеком, которому неведом страх.

***

Весь путь до дома я захлебываюсь от слез и уже не пытаюсь бороться с ними. Завтра я проснусь опустошенной и опухшей с желанием взять всю боль Ярика на себя и осознанием своей бесполезности — я услышала его, но что я могу?

Медленно поднимаюсь по бетонным ступеням, поворачиваю в замке ключ и зажигаю в тесной прихожей свет.

Ярик прикрывает дверь, разувается и проходит вперед, его толстовка в пыли и местами порвана, через прорехи виднеется грязная футболка.

Избавляюсь от обуви, нагоняю его и осторожно трогаю за плечо:

— Сними, это нужно постирать.

— Я сам. — Ярик на ходу стягивает их через голову, комкает и направляется в ванную. Его спина представляет собой сплошной красно-фиолетовый синяк…