Синдром счастливой куклы
Шрифт:
Могу ли я воздействовать на него так же — большой вопрос.
Но Ярик перестает дергаться, когда говорит со мной. Часто улыбается и искренне смеется. Он очень красивый, когда смеется.
Мы тянемся к одной и той же баночке с краской и соприкасаемся пальцами. В голове гудит, в груди порхают пьяные бабочки, ноги дрожат. Ярик не отводит глаза, в них сияет янтарное дно.
Ладонь горит. Сегодня я во что бы то ни стало снова дотронусь до его волнистых мягких волос и тоже постараюсь его услышать.
***
Приближается
Взобравшись на подоконник, вывожу на салфетках бессмысленные орнаменты, фигуры героев манги и лица несуществующих людей и прислушиваюсь к приятному до мурашек голосу.
«Оул, есть ли у тебя психическое расстройство?» — донимает его экзальтированная Света, и Ярик внезапно признается:
— Да, думаю есть. Хотя кое-кто утверждал, что это бесы. Как бы там ни было, временами я ощущал присутствие абсолютного зла в своей комнате. Боялся и не мог спать, но сейчас это происходит крайне редко. Иногда я все равно просвечиваю фонариком углы в минуты сильных переживаний, но диагноз может поставить только врач.
Я вздрагиваю, в замешательстве вглядываюсь в темный проем, и салфетки белыми самолетиками разлетаются по паркету. О чем он говорит?
Я ведь тоже была свидетелем его ночных посиделок с фонариком — тогда Ярик был разбит и расстроен, но говорить о прошлом не стал.
«…Меня преследует реальный человек. Он маньяк… Я собираюсь уехать из города. Есть ли шанс спастись?» — зачитывает Ярик новый вопрос и коротко отвечает:
— Есть. Если ты не хочешь, чтобы тебя нашли, тебя никто никогда не найдет.
В его фразе нет позерства — он не врет, не корчит из себя гуру и не притворяется знатоком. Эти слова — его личный опыт…
«Деревенщина», «религиозная семья», «тяжелая жизнь»… Шрамы, страшные стихи и всепоглощающая грусть в глазах.
Мы ни черта не знаем о нем, а давно должны были узнать!
Непослушными пальцами вытаскиваю смартфон из кармана шорт, вбиваю в строку поиска имя и фамилию: «Филин Ярослав», туда же ввожу его дату рождения и нажимаю на «enter».
Поисковик выдает несколько фотографий в ярких оранжевых рамочках с надписями: «Внимание, розыск!», «Пропал ребенок!»
На них изображен Ярик, но на себя нынешнего он не похож — темные волосы, короткая стрижка, рубашка, застегнутая под горло, нездоровая худоба и затравленный взгляд.
Три года назад он вышел из дома в станице Солнечная именно таким и для всех исчез…
19
Глаза этого тощего подростка видели много дерьма, но в его резких чертах нет и намека на сломленность — только злость и решительность дикого зверя.
Ясно одно — он жил с болью, и поэтому теперь чертов гуру в ней.
Порезы под ключицей не видны посторонним, их не наносят позеры.
И попытка уйти в мир иной не взбредет в голову абсолютно счастливому человеку.
Меня валуном придавливает осознание: если бы тогда, три года назад, я анализировала происходящее и слышала, а не только слушала,
мой парень остался бы жить…Собираю салфетки и без сожаления выбрасываю в мусорный мешок. Замерев посреди кухни, подчищаю историю браузера, прячу телефон в карман и сдуваю со лба сбившуюся прядь.
Ума не приложу, как начать разговор, чтобы не разрушить хрупкое и теплое доверие, возникшее между нами, но просто обязана сделать это… Превозмогая легкий шок, крадусь к комнате и приваливаюсь плечом к хлипкому косяку.
— Спасибо вам за отличный вечер и вашу щедрость! Средства пойдут на развитие группы, надеюсь, в скором времени увидеть вас вживую на концертах… Не забывайте подписываться на наш канал, ставить лайки и оставлять комментарии! — Ярик снимает наушники, закрывает ноутбук, выдыхает и несколько секунд остается неподвижным. Наконец он замечает меня и улыбается:
— Сегодня двадцать три. Они потрясающие.
Я поднимаю большой палец, потому что не могу вымолвить ни слова. Дело не в зрителях или в их праздничном настроении, а в том, что Ярик излучает свет — есть люди, от которых невозможно отвести взгляд, и он как раз один из таких уникумов. Несмотря на ужасы прошлого, которые, я уверена, никому из нас и не снились, он настолько талантлив во всем, что перехватывает дыхание.
Кто он для меня после нашего разговора? Друг? Или больше?..
Намного больше…
Ведь и на выжженной земле спустя время прорастают новые всходы.
Я не выдам его тайн. А он не выдаст меня. Даже если я сотворю то, чего сама от себя не ожидаю.
— Мне нужна твоя помощь… — выпаливаю первое, что приходит в голову, и вдруг понимаю: меня больше не тянет на дно давняя страшная потеря. Со мной случилось что-то, очень похожее на чудо, оно выше обстоятельств, клятв, законов и морали. Ради него мне придется забить на принципы и пройти через осуждение окружающих, но это не сделает меня хуже. — Я хочу научиться кататься на скейте.
Веки зудят от проступивших слез, но, к счастью, их не видно за стеклами очков.
— Без проблем. Сейчас? — Ярик подрывается из-за стола, и я киваю:
— Да. Прямо сейчас.
Роюсь в шкафу и нахожу в залежах шмотья черные толстовки из прошлогодней коллекции мерча.
— Дарю! — Я торжественно вручаю одну из них Ярику, и он тут же натягивает ее поверх «матерной» футболки.
— Мечты сбываются. Вот это да…
Встаю на цыпочки, достаю с полки с хламом старый скейт Юры и передаю Ярику — тот оценивающе рассматривает его и терпеливо ждет, пока я заменю очки на линзы, соберу патлы в пучок и предстану перед ним в джинсах и точно такой же толстовке.
— Ты круто выглядишь! — брякает Ярик и вгоняет меня в краску — комплимент в его исполнении получается настолько роскошным, что я кажусь себе леди в тиаре и гребаном вечернем платье.
— Ты тоже… — закашливаюсь и пускаюсь в объяснения: — То есть… Мы выглядим одинаково. Значит — и ты тоже…
Мы одновременно набрасываем капюшоны, скрываем лица за черными масками, накрепко завязываем шнурки и выходим в ночь.
На улицах пусто, переполненные дома возвышаются над нами гигантскими глыбами — они знают, что мы нарушаем режим и все мыслимые и немыслимые правила, и с недоумением пялятся в спины желтыми глазами окон.