Синдром счастливой куклы

Мало ли что могло случиться по пьянке. Нет никаких оснований полагать, что Ярик не проделывал то же самое с каждой легкодоступной дамой в своем окружении. С его внешкой такой вариант событий куда больше похож на правду, а вот я… едва ли подпадаю под общепринятые стандарты красоты.

Мне тошно от своей никчемности и глупости, от несбывшихся надежд и страданий.

Погружаюсь в нудную политологию и больше не вслушиваюсь в разговоры ребят.

***

Телефон Юры разражается выносящей мозги трелью, с грохотом врезаясь в углы, тот подлетает к столу, и на опухшем похмельном лице проступает досада.

— Алло? — хрипит Юра в трубку, из динамика вырывается пронзительный, преодолевающий любые препятствия визг, от которого по спине пробегают табуны мерзких мурашек.

— Сыночка, с праздником!

— Да, мам. И тебя… — Он робко присаживается на краешек дивана, сокрушенно запускает пальцы в каре и, морщась, глядит на окно. На улице во всю мощь светит солнце, начался дачный сезон, кажется, пришло время платить по счетам.

— Сыночка, умные люди говорят, что весной один день весь год кормит. Ты не забыл о своем обещании? — воркует матушка, и из груди Юры вырывается стон раненого зверя:

— Твою ж… Картошка, что ли? Так карантин…

— А ты новостями не интересуешься, «картошка»? Губернатор ввел послабления, весь май на дачные участки открыт свободный проезд. Собирайся. Через сорок минут припаркуюсь во дворе.

Юра подпрыгивает как ошпаренный — сорок минут его матушки означают двадцать минут здорового человека.

— Да, и чтоб ведьмы твоей тут духу не было. Я хочу в спокойной обстановке побыть на природе, развеяться, подлечить нервы, а не ее страшной рожей любоваться. И проповедника этого из дома взашей гони… Тоже мне: «друг»…

— Понял, мам. Все, отбой. — Юра мечется по квартире, бросает в рюкзак пожитки, выворачивает внутренности шкафов и не трудится сложить вещи обратно.

Подперев подбородок ладонью, со злорадством наблюдаю за его телодвижениями и постукиваю ручкой по столу. Во мне вибрирует нездоровый азарт и предвкушение — жду не дождусь, когда он найдет гребаные старые штаны в клетку, соберет манатки и свалит.

И тут же за шиворот пробирается дикий, парализующий ужас — два дня наедине с Яриком я рискую не пережить…

Ожесточенно грызу колпачок и подумываю увязаться за Юрой — даже перспектива общения с его матушкой пугает куда меньше, но он застегивает молнии на рюкзаке и орет из прихожей:

— Так, чувак. Треком мы еще займемся. На тебе сегодняшний стрим! Там, на листочке, примерный сценарий. Но ты же умный мальчик, май дарлин, сам справишься. Пару песен в акустике и больше секса в голосе. Оставляю на тебя Эльку. Не шалите. Ладно, бывай!

Юра смерчем врывается в комнату, нависает над столом, теплыми губами целует меня в губы и задорно подмигивает:

— Послезавтра вернусь! — Но вчерашняя озлобленность так и сидит в его взгляде.

Он дает мне полную свободу действий и уверен, что я на нее не решусь. Потому что не решалась никогда. Потому что преданна, как собака.

Хлопает дверь, в квартире повисает тишина.

18

Я мучительно вслушиваюсь в нее, но различаю только шипение чайника, щелчок кнопки, звон посуды, звук льющейся воды и приближающиеся шаги.

Вжимаю голову в плечи и делаю вид, что политология для меня важнее воздуха, но буквы теряются за роем черных мушек, и сознание размывается.

На стол перед моим носом опускается чашка с зеленым чаем, Ярик садится на диван, и я кожей ощущаю его долгий взгляд.

Преодолеваю неловкость и пялюсь на него — сначала осторожно и растерянно, а потом — смело и не скрывая интереса. Он тоже пристально рассматривает меня.

— Не переживай. — Его губа дергается. — Я знаю, кем бывают люди, и мне от этого не больно. Даже если придется уйти — это все равно было… незабываемо.

От одной только мысли о таком исходе снова становится дурно.

— Ты не уйдешь, Ярик. Он ни за что не посмеет! Куда он без тебя?..

«И куда без тебя я…»

Словно считав мои переживания, Ярик несколько раз сжимает и разжимает кулаки и вдруг выдает:

— Я должен извиниться за вчерашнее. — Его лицо искажает навязчивый тик, и он трясет головой. — Нажрался, снесло крышу… Это огромное свинство по отношению к Юрцу. Это сексизм по отношению к тебе. Впредь буду держать при себе свои грабли. Но… Блин. Есть проблема. Я не хочу извиняться.

Ожидания и надежды снова срываются с цепи, и я пищу:

— Почему?

Он надолго задумывается, напрягает плечи и, чуть заикаясь, отвечает:

— Мне к-кажется, что ты держишься за воздух и вот-вот улетишь. Давай я просто буду рядом и помогу, если помощь потребуется?.. Словом или делом, не знаю… В этом ведь нет ничего предосудительного. Что скажешь?

Я ахаю и прикрываю ладонью рот. Его слова обжигают веки, тупым лезвием царапают сердце, оживляют память о давно забытых днях, выворачивают наизнанку мой мешок с болезненным прошлым, становится так легко…

В нашей реальности нет места чудесам, но одно из них, приняв облик прекрасного парня, в лучах яркого солнца сидит напротив и ждет моего решения.

«Возьми мою жизнь и придай ей смысл. Ты можешь… Ты можешь!» — голова кружится, я с трудом отвожу взгляд, глотаю чай и шмыгаю носом:

— Черт, Ярик… Окей. Думаю, что ничего предосудительного в этом действительно нет… — выдавливаю благодарную улыбку, а слезы текут и текут.

***

Покончив с чаем, приношу на кухню краски, оставшиеся футболки и утюг — мы опять рисуем и разговариваем обо всем на свете.

С Юрой я возвела апатию в культ: никаких эмоций и стремлений — ничего, кроме пустоты. Мне нравилось так жить, но теперь рядом появился другой парень — цельный, светлый, чистый. Немногословный, но надежный. С ним хочется дышать, и я забываю, кем должна быть и казаться. Он словно наперед простил всех, и с ним я тоже… вот-вот прощу себя.

Ему под силу свести к нулю мою боль…