Синдром счастливой куклы

«Что мы сделали?..»

Ярик тяжело дышит и накрывает ладонью глаза.

Прогоняю зудящие отрезвляющие мысли и провожу языком по его шее, шрамам под ключицей, спускаюсь ниже… Он снова откликается на прикосновения, и все начинается заново — я выстегиваюсь на его груди только на рассвете.

После пробуждения болит каждая клеточка тела, набитые ватой руки и ноги не слушаются, и мысли о договоре с Юрой набрасываются с новой силой — жужжат, как осиный рой, и жалят.

Завернувшись в одеяло, молча курю в открытую форточку и глушу кофе — мое состояние схоже с сильнейшим похмельем, и сердце еле бьется — мы с Яриком сорвались с обрыва и пока еще парим в потоках утреннего воздуха, но он не задержит неизбежную встречу с землей.

Ярик возвращается из душа, ободряюще улыбается, благодарит за кофе, а мне хочется умереть — в янтарном дне его безмятежных глаз застыла растерянность. И раскаяние. И тревога.

Но они темнеют до черноты, когда он отставляет чашку, оказывается рядом и убирает одеяло с моих плеч — теперь инициатива переходит к нему. Диван, кухонный стол, подоконник, снова диван. Ярик пробует себя в новом деле, и каждый раз преуспевает в нем — сначала доводит до пика меня, и только потом кончает сам. Мы прерываемся на кофе и душ, и снова ныряем под одеяло.

Юра мог бы помешать нам и привести в чувство, но под неусыпным контролем матушки не решается мне даже позвонить.

Я глажу темную от синяков и ссадин спину Ярика и не испытываю угрызений совести и сожалений.

— У тебя было много парней до меня? — В солнечных лучах кружатся золотые пылинки, глаза чайного цвета сканируют мое тело, словно хотят навсегда сохранить в памяти каждый завиток татуировки и каждый шрам.

Это не отбраковка, не праздное любопытство и не признак шовинизма — не в его случае. Он просто хочет знать обо мне все.

На миг задумываюсь… Тот, кого больше нет, упырь Зорин и Юра — последние приключились со мной назло и вопреки.

— Трое, — признаюсь честно. — Но ты лучший. Ты вообще самое лучшее, что я смогла найти в этом тупом мире.

***

К вечеру вторых суток назревает необходимость нормально поесть — из продуктов, найденных на полках и в холодильнике, мы готовим ужин. С трудом передвигаем конечности, морщимся и, заговорщицки переглядываясь, ржем. У ключицы Ярика сияют засосы, точно такие же украшают мою шею.

Эту ночь мы встречаем лежа в обнимку на разложенном кухонном диване — в трусах и футболках, разговаривая ни о чем и стараясь ни о чем не думать. Завтра волшебный сон развеется, как сладкий дым косяка. Готов ли Ярик что-то изменить? Готова ли я?

— Что теперь? — Уткнувшись в его плечо, цепенею от дурных предчувствий, но стараюсь сохранить присутствие духа. — Тайком продолжим? Или хочешь все забыть и остаться друзьями?

— Давай признаемся. — Ярик гладит мои волосы, а я запускаю пальцы в его. — Я пытался держаться, ты пыталась… Не вышло. Мы сделали то, что должны были сделать.

22

Новое утро выдалось невыносимо ярким — солнечные лучи гладят кафель и блестят на тусклой позолоте старой посуды, свежий ветер забрасывает в открытые форточки белые лепестки отцветающих черемух и запах скошенной травы.

И не надо ничем ускоряться, чтобы поймать эйфорию, пробуждающую любовь к жизни — она и так шипит в крови пузырьками шампанского и туманит мозг.

Ярик складывает диван, относит к контейнерам мусор, наполняет ведро водой и, вооружившись тряпкой, ползает на четвереньках по кухне, а я не перестаю офигевать от происходящего — он потрясающий, уникальный, лучший, несмотря на то что приобрел навыки выживания в аду.

Я не фанат уборки, но тоже присоединяюсь к ней — расставляю по местам предметы, протираю пыль и, едва наши пути в квартире пересекаются, набрасываюсь на Ярика, душу в объятиях, кусаю губы, взъерошиваю пепельные кудри — фиолетовый оттенок с них окончательно смылся, но так парень стал еще загадочнее и симпатичнее.

Бурная деятельность отвлекает меня от тяжелых навязчивых мыслей — уже через час или два мне придется взглянуть в зеленые глаза Юры и, не дрогнув, сказать ему правду.

В «нормальной», «полноценной» с обывательской точки зрения семье, произошедшее считалось бы изменой. Я изменила мужу с его другом. Боже, боже мой…

Хорошо, что мы живем в другой реальности и между нами нет любви, однако если бы Юра нарушил договор и запал на кого-нибудь первым, сделал бы мне чертовски больно. Я бы всерьез считала, что он вытолкнул меня из зоны комфорта, оставил один на один с траблами, бросил, как ненужного щенка под забором. Мой мир бы рухнул.

Но в конечном итоге я бы оправилась от удара и приняла его выбор — с легким сердцем и холодной головой.

Я даже несколько раз заговаривала об этом во время ночных кухонных посиделок под кофе и сигареты, но Юра только загадочно улыбался и прижимал палец к губам.

Снимать жилье в складчину с ребятами намного дешевле, чем платить за ЖКУ и ремонт в этом древнем доме. Студию можно оборудовать там же, если найти хозяина посговорчивее. Ну а секс Юре готовы предложить десятки девчонок — стоит лишь мило улыбнуться и щелкнуть пальцами, и его обслужат в лучшем виде.

Все это время именно я отчаянно нуждалась в нем, а он не лишится ничего, если отпустит…

Наш полушутливый договор пора расторгнуть — Юра должен понять меня, и он поймет. И не предъявит претензий Ярику — не его вина, что я по-настоящему влюбилась.

Солнце сияет, как сумасшедшее, нагревает пол и поверхности предметов, слепит глаза.

В квартире идеальный порядок — даже неприкосновенный стол у ноута девственно-чист и пуст — учебники и тетрадки разложены по шкафам, а сигаретные пачки и прочий мусор отправлен на помойку.

Скоро сессия и досрочное завершение курса — остался последний учебный день, я дышу на очки, водружаю их на переносицу и подрубаюсь к «Зуму». Ярик, расположившись на вычищенном ковре у дивана, создает на дешевой майке очередной шедевр — смешивает черную и белую краску, прорисовывает острый край стального лезвия и первые буквы цитаты из песни.

Я бы согласилась на вечную самоизоляцию в его обществе, но в прихожей щелкает замок, и я повыше натягиваю ворот водолазки. Переглянувшись, мы одновременно вскакиваем и, столкнувшись плечами, встаем у стола.

— О, боги, я дома! — Взъерошенный Юра бросает на пол рюкзак, сердечно пожимает руку Ярику, шагает ко мне и раскрывает объятия: — Элька! Жесткие обнимашки!

Я со всей искренностью сдавливаю его острые ребра и вдыхаю родной запах ромашкового геля для душа. Это мой неунывающий Юра — красавчик, редкостный нарцисс и вечный двигатель нашей компании. Сегодня я обнимаю его как парня в последний раз.