Sindroma unicuma. Finalizi

– Не знаю, поздравить или посочувствовать, - ухмыльнулся Мак и поддразнил: - Прощайте, девочки, пирушки, гоночки! Поскорбим молча.

– Эй, я еще не умер для жизни, - толкнул в бок Мэл.

– Женщины - ярмо, которое тянет нас ко дну, - не унимался Мак.
– "Не гони, у меня голова кружится", "Давай не пойдем, там шумно", "Твои друзья плохо на тебя влияют", "Этот галстук не подходит к рубашке", "Дорогой, моя мама поживет с нами"...

Мэл рассмеялся.

– Ты-то откуда знаешь?

– Анекдоты не рождаются на пустом месте, - поднял Мак указательный палец.
– Их придумывают горемыки, потерянные для суровой мужской компании. Мы еще отпоем твою свободу, как полагается, а сейчас объясни, к чему спешка, если финишная далеко?

– Зять прочистил мозги. Заодно разъяснил о бате и о Влашеке и согласился помочь утихомирить Рублю. В общем, я затеял бучу, и мне же разгребать. Хорошо, что вчера уладил с кольцом. Сегодня её папаша тряс газетой. Репортеры, подлюки, пронюхали и решили устроить викторину "что, где, когда?"

– Сообщил родне?

– Да. Отцу, деду и Севолоду. Остальные и без меня узнают. И матери позвонил.

– А они обрадовались и пожелали счастья, - предположил Мак со смешком.

– Приняли к сведению. Отец сказал, что замнет вопрос с фотографиями - и всё.

– А мать?

– Она всегда советуется с ним.

– Можешь передохнуть, - постучал Мак по плечу друга.
– Родственники в обмороке. Щипало, когда надевал?

– Малость поревела. Зять дал какую-то фигушку из лаборатории. Притупляет чувствительность. Иначе втройне больнее.

– Слушаю и не могу поверить. Я попал в параллельную реальность! Наш неприступный Мэл сдался. Добровольно поднял ручки. "Бери меня тепленьким, милая!" - запаясничал Мак.
– Точно, завтра наступит лето. Выходит, Ледышке обломилось?

– К лучшему. Меня даже аrdenteri rivas* не согрел бы.

– Ты и не пытался. Может, она горячая штучка? Дикая, необъезженная.

– Место вакантно. Прошу, - Мэл сделал приглашающий жест к парадной двери.

– Нет уж. Мне дорога свобода, пусть и относительная, - поежился Мак.
– Слушай, а приезжайте вечером к Дэну на сабантуй. Будет весело.

– Посмотрим, - задумался Мэл.
– Нет, не приедем. Понимаешь, там будет полно знакомых...

– И среди них попадется какая-нибудь их бывших?

– Да, по закону подлости.

– Вечно бегать не сможешь и её не спрячешь.

– Знаю. Мы вместе только третий день. Пусть привыкнет, - сказал Мэл, вертя телефон в руках. Проверил отсутствие пропущенных вызовов и убедился, что звук выставлен до максимального значения.

– Сколько можно разговаривать?
– проворчал, убирая аппарат в карман.

– Вот!
– воскликнул Мак.
– Еще вспомнил. Они могут часами болтать ни о чем!

– Заранее боюсь, - Мэл спрыгнул с постамента.
– Я - в деканат.

– А я - к воротам. Дэн обещал подхватить.

По пути Мак продолжил стращать товарища ужасными женскими недостатками, превращающими существование мужчин в непроходящую головную боль, а Мэл слушал и кивал, посмеиваясь. Они до того увлеклись темой, старой как мир, что позабыли разойтись в разные стороны и свернули в северо-западный коридор. Мак спохватился.

– Намотал ликбез на ус? Обращайся, если что. Я знаю много тёлкиных секретов и плохих советов не даю. Что там такое происходит?
– навострил уши, переключив внимание на группку, собравшуюся у лестницы.

Мэл потянулся следом за компанию.

– Тут один марсианин объясняется в любви Аньке Левшуковой, - пояснил долговязый студент, у которого Мак поинтересовался причиной сборища.

Левшукова - девчонка красивая, но со стервозным характером. На втором курсе закрутила с Дэном, да что-то у них не срослось. Однако Анька не прочь реанимировать былое и заодно согласна погулять и с Мэлом и с Маком, а точнее, с любым, кто, не задумываясь, оставляет на чаевые сотню висов. Год назад и Мэл собирался покатать с ветерком длинноногую шатенку, но скупого комментария Дэна о сучности однокурсницы хватило, чтобы зарубить идею на корню.

– Взгляни на свое лопоухое счастье, Левшукова, - кивает в центр сборища тип подле Аньки. Широко расставленные раскосые глаза, белесые радужки с черной каймой, походка вразвалку, пошлости на языке и самоуверенность в смеси с хамством. "Камышовый кот" - шепчутся с благоговением хлюпики и заморыши. Кто при силе, тот не признает хвастливое прозвище, сокращая его. Камыш не обижается. Он правит в своей весовой категории. Многих пугают затянутые мутью глаза, хотя у Камыша отличное зрение. За успехи в гипнозе ему светит место дознавателя или следователя Первого департамента в качестве начальной карьерной ступеньки.

Камыш обхаживает Левшукову давно и безрезультатно, да вот беда - машина недостаточно комфортна, и родители контролируют расходы. Камыша бесят отказы Аньки, и в отместку он выводит ее из равновесия всеми возможными способами.

– Вот и на твоей улице наступил праздник, - ерничает Камыш.
– Полный унитаз любви. Нырнешь, Левшукова?

Та недовольно хмурит брови, накручивая локон на пальчик.