Синие звезды

Кинутый кинжал просвистел в воздухе, прорубив кожаную броню и, пройдя насквозь, пригвоздил второго наемника к гранитному бюсту, стоящему в конце коридора.

Позже, отойдя от произошедшего, император приказал более подробно изучить свойства спасшего его аквомора. Как было выяснено учеными Энноса, это было непросто твердое вещество, оно было самым твердым из того, что знали энносы. Тверже стали, тверже гранита и даже тверже алмазов.

Разумеется, подобное открытие обрадовало правителя, в глазах которого заблестела жадность оттого, сколько теперь, обладая новым оружием, он сможет отобрать богатств у соседних стран и народов.

Для защиты ценного месторождения была построена огромная синяя стена, отгородившая этот край от остального мира. Никто не посмеет ограбить Эннос, обратив аквомор против них! Вскоре для добычи ценного вещества стали ссылать заключенных, которыми был построен каторжный город — Аквоморий.

Производство аквомора закипело жарко в столице, а затем и в соседних с ней городах, словно грибы после дождя, вырастали предприятия по его переработке. Единственным минусом производства было то, что оно выделяло огромное количество синего дыма, постепенно превращающего цветущие города Энноса в ядовитые развалины, вызывающего все новые и новые болезни у горожан. Но искалеченные судьбы подданных мало волновали его величество.

История аквомора, имевшая до того момента исключительно производственное значение, изменилась, когда в небольшом торговом городке Нойзи родился человек по имени Луций Корнелий Нован, ставший первым лионджей.

Не было ничего необычного в этом появившемся на свет ребенке, кроме одной особенности, которая, впрочем, не так уж редко встречается у людей. Он очень любил злорадствовать: ушибся друг, заболел сосед, потерял кто-нибудь золото, все это доставляло удовольствие маленькому Луцию.

«Это кто же так делает, гаденыш ты этакий! — ругала его мать. — Друг упал, а ты вместо того, чтобы помочь, давай смеяться. Кто же после этого с тобой водиться будет?» — и мальчик виновато кивал головой, сам не понимая, почему в такие моменты его наполняет какая-то черная радость, не понятная другим.

Позже, когда Луций подрос, он научился совладать со своими эмоциями, высказывать с натянутой на лицо грустной маской слова соболезнования, чувствуя, как при этом радуется его нутро.

Пришел день, когда он стал хозяином огромного состояния, доставшегося ему по наследству.

Вскоре Луций обзавелся семьей, у него появился сын, названный им Гаем Корнелием Нованом. Отец не чаял в сыне души, проводя все свободное время, занимаясь им. И, возможно, эта семейная идиллия продолжалась бы и дальше, а Луций, скорее всего, прожил бы счастливую, богатую, но не такую долгую жизнь, если бы не произошедшие события.

Род Нованов вел многовековую конкуренцию, которая часто бывает между людьми, занятыми одним и тем же ремеслом, с купеческим родом Маглингеров.

В одну из ночей Луций был арестован по ложному доносу, состряпанному враждующим с ним родом, и сослан на каторгу в Аквоморовый город, а всем его состоянием завладели Маглингеры, безжалостно выгнав его семью на улицу.

Прибыв на место, Луций сходил с ума по покинутой им семье, молясь всем богам, в которых верил и не верил, чтобы они помогли ему.

И вот однажды, нагружая тележку синим веществом, он заметил, как в этой желеобразной массе что-то заблестело, словно звездочка, упавшая с неба.

Удивленный каторжник вытащил находку. Это был небольшой продолговатый, согнутый полумесяцем предмет, светящийся нежно-голубым светом. Позже, когда Энноса уже не существовало, в Вистфальской мифологии подобные находки были названы Слезами Акилина.

Слеза Акилина, оказавшись на ладони, слегка зашипела, начав впитываться в его руку, как бывает тают снежинки, попадая на теплую кожу человека.

Как и всех заключенных, находящихся здесь, Луция постоянно мучили неясные видения и неуловимые страхи, напоминающие бред, бывающий при температуре, когда человек понимает абсурдность приходящих ему мыслей, но не может ничего с ними поделать. Видения изматывали, не исчезая ни на мгновение даже во время сна, постепенно сводя с ума.

И в тот момент, когда лежащая на руке находка закончила впитываться, сознание Луция стало ясным, преследующие каторжника нудные видения исчезли, а вместо них появилось что-то новое, что-то незнакомое ему.

Поддавшись внутреннему зову, Луций сдернул защищающую дыхание плотную кожаную маску, начал дышать полной грудью, вдыхать синий дым. Но, несмотря на это, видения и голоса не вернулись, а вместо этого произошло кое-что другое.

Он как будто остался стоять на месте, но его разум отделился от тела и понесся куда-то вдаль. Луций увидел себя, застывшего рядом с желеобразной кучей аквомора. Все происходящее напоминало сон, которым можно управлять, словно откуда-то сверху видеть то, что происходит на земле.

В нескольких сотнях шагов от него в соседней шахте он увидел, как несколько надсмотрщиков издеваются над заключенным, всем сердцем проклинающим их. Луций почувствовал, как ненависть, злость и страх отделяются от того заключенного и начинают впитываться в него, наполняя Луция силой, словно приятным теплом, растекаясь по телу.

С каждым последующим днем с ним происходило все больше изменений, превращающих его в лионджу.

В детстве, читая сказки про оборотней и вампиров, Луций знал, что эти темные сущности боятся света и потому днем прячутся в подземельях, куда не проникают яркие солнечные лучи.

С ним же произошло нечто другое: он стал бояться воды.

Будь то чистая вода или чай, коричневый бульон супа или любая другая жидкость, она вызывала у него дикое чувство ужаса и отвращения, которое он не мог себе объяснить. При этом пить ему хотелось, Луций чувствовал, как пылает пересохший рот, но не мог пересилить свой страх, чтобы выпить хотя бы один глоточек, чувствуя себя странником, заблудившимся в знойной пустыне, который вдалеке видит воду, но, лишенный сил, не может до нее дотянуться.

Так продолжалось несколько недель, изводящая его жажда не отпускала, пока, наконец, сообразительный ум Луция не придумал, как ее утолить.

Он спрятал несколько желеобразных шариков аквомора себе в одежду, и когда стражник принес ему скудный обед, каторжник, не глядя, кинул эти шарики в чай, тут же превратившийся в непонятную массу, похожую на кисель.

Но страха к этой массе не было, наоборот, она притягивала, и Луций, выпив этот кислый пузырящийся напиток, почувствовал приятное тепло, а мучавшая его жажда исчезла.