Синие звезды

Вскоре Луцию удалось схватить сына за плечи. Тот, пытаясь вырваться, словно дикий зверек, пойманный хищником, испуганно смотрел расширенными от страха глазами и, всхлипывая, закричал:

— Отпустите! Я ничего не сделал! Вы обознались! Пожалуйста, отпустите! — и на хлопающих глазах выступили слезы.

Луций прижал сына к себе:

— Разве ты не узнал отца? Гай, это же я, твой папа. Да перестань ты уже вырываться, проказник.

Ребенок резко замолчал, уставившись на Луция раскрытыми от удивления глазами:

— Как? — не веря, прошептал он, рассматривая отца. — Мне это не снится?

— Нет, Гай, тебе это не снится, — чувствуя, как у него самого выступили слезы, ответил Луций. — Теперь мы будем с тобой вместе, и так будет всегда.

Прошло несколько недель. Доведенный до изнеможения Гай начал восстанавливаться после перенесенных им испытаний. И Луций не отходил от сына ни на шаг, неустанно стараясь поднять ему настроение, уча заново радоваться жизни.

— Представляю лица стражников, — засмеялся Гай, когда отец рассказывал о своем побеге. — Так им и надо за то, что удерживали тебя!

— Видел бы ты их лица, когда они пошли увольняться, — смеясь, ответил Луций.

— Но ты не мог их видеть, ты уже был по пути сюда!

— Я же уже сказал, что способен видеть все, где бы это ни происходило.

— Я тебе не верю, — нахмурив лоб, серьезно произнес сын. — Ты все это выдумал, чтобы развлечь меня.

— А как же я оказался здесь? — лукаво улыбнувшись, спросил отец.

— Не знаю, но как-то по-другому, а мне не хочешь говорить, думая, что я не пойму, поэтому и придумал эту сказку, — неуверенно произнес ребенок.

— Хочешь, скажу, чем сейчас занимается твой давний соперник Дамон, который постоянно отбирал у тебя то, что ты раздобыл за день? — хитро спросил Луций.

— Никто у меня ничего не отнимал! — огрызнулся в ответ сын.
– Тем более этот жирный нахал! Это я его бил, а не наоборот!

Луций потрепал Гая по голове:

— Правильно, мы Нованы не позволим, чтобы нас кто-то обижал, насколько бы сильнее не был наш противник.

Гай утвердительно кивнул головой.

— Считай это честным правосудием за твои синяки, сейчас Дамона у Кривого моста бьют двое старших ребят, уставших от его выходок.

Лицо Гая на мгновение просветлело. Отец заметил промелькнувшую улыбку, которую ребенок попытался скрыть.

«Мой сын», — самодовольно подумал Луций. — «И привычки как у меня в детстве».

С течением времени детский разум Гая сумел принять и поверить в правдивость слов в отца. Луций рассказал ему обо всех изменениях, произошедших с ним, кроме одной, пожалуй, самой главной — той, что превратила его в лионджу. Неизвестно почему, но у него не хватало мужества признаться, что он испытывает наслаждение, видя чьи-то мучения. Как бывает трудно сознаться близким в своих злодеяниях даже самым закоренелым преступникам, из-за страха разочаровать их любовь.

— Если ты стал бессмертным, я тоже хочу стать таковым, — однажды подумав, произнес мальчик, а затем серьезно добавил: — А то тебе скучно без меня будет.

Луций засмеялся при его по-детски наивных словах.

– Когда-нибудь я найду бессмертие и для тебя, обещаю, — и, почувствовав порыв тщеславия, договорил: — И для твоих потомков. Род Нованов станет бессмертным!

– А это возможно? — глядя на отца широко раскрытыми глазами, спросил Гай.

— Нет ничего не возможного в этом мире, сынок.

Сейчас Луций чувствовал себя богом на земле, способным на все. Ему еще предстояло узнать, как сильно он заблуждался.

Шли дни, Гаю становилось лучше, и Луций вернулся к своим мыслям о мести Маклингерам. Он начал подолгу оставлять сына одного, исполняя задуманное. Теперь они практически не общались. Впереди была бессмертная жизнь, поэтому Гай мог и подождать, а вот месть ждать не могла.

— Пап, давай просто уедем с этого места, которое принесло нам столько страданий, и начнем жизнь заново, — жалобно просил Гай отца, когда тот изредка появлялся в снятом им жилище.

Но Луций лишь отмахивался от него:

— Это вопрос чести, сынок. Как мы можем спокойно жить, когда Маклингеры не получили заслуженное?

И Гай, соглашаясь, грустно кивал головой.

Иов Фленгер Маклингер закончил работу и, бегло взглянув на стопку лежащих перед ним на столе бумаг, облегченно вздохнул. Все сходилось, никто не обманул их род ни на единую крону. Конечно, ведь как могло быть иначе, когда он был лучшим бухгалтером из когда-либо живших в Энносе, или, по крайней мере, он так считал сам.

Иов убрал бумаги в скрипящий от любого прикосновения ящик стола и, встав, повернулся к стене, где висел его плащ, собираясь уходить.

В этот момент бесшумно, словно от сквозняка, распахнулась дверь, и на пороге показался какой-то мужчина, уверенной походкой направившийся к нему.

— Если ты принес отчет, то ты уже опоздал, — крикнул Иов. — Я не задержусь ни на секунду! Так и передай своему господину, пусть он теперь сам отчитывается перед синьором Антони Маклингером!

Но мужчина не остановился, продолжая уверенно приближаться к нему. Они встретились глазами, и от этого ледяного взгляда у Иова встали дыбом волосы и тихонько затряслась нижняя челюсть.

Светящая в окно луна своими серебряными лучами отразилась в горящих холодной ненавистью глазах Луция, который вытащил из кармана синий кинжал, зловеще блеснувший в этом неярком свете.

— Стража! — заорал не помнящий себя от ужаса Маклингер.

— Она тебе не поможет, — ответил ему ровный холодный голос.

Иов, трясясь от страха, еще раз взглянул в глаза Луцию и, побелев, словно мраморная статуя, скатился под стол, зажмурив глаза, желая больше никогда не видеть этого демонического взгляда. Дрожащим ртом он еле слышно прошептал:

– Стража.

Никто ему не ответил.

Ужасный демон, подняв вверх блестящий синий кинжал, склонился над ним.

— Кто ты? — простонал Маклингер.

— Правосудие, — ответил тот же холодный голос.

Это было последнее, что услышал в своей жизни Иов Фленгер Маклингер.

Маклингеры погибали один за другим. Не помогали ни стража, ни посланные сюда по просьбе Антони войска императора — все они были бессильны перед этим неуловимым преступником.

Находясь в своем окруженном сотнями лучших стражников дворце, глава рода Маклингеров приходил в неописуемый ужас, когда в приоткрытую дверь, боясь его гнева, тихонько просачивался гонец, чтобы с мрачным лицом сообщить очередную печальную весть. Тем временем жрецы в расписанных известными лишь им знаками колпаках по десять раз на дню орошали его дом священными травами и заклятиями, обещая прогнать ополчившегося на его род злого духа.