Синие звезды

В Городском магистрате собралась людская толпа.

Ферон бросил взгляд на собравшихся людей. Он был теперь доверенным человеком самого графа де Дэлевана, отвечающим на волнующие горожан вопросы. Бледное лицо лорда де Флеманского светилось от гордости, он сделал правильный выбор, и его труд оценили.

– Не надо паники. Никто не собирается оставлять Лицию, — перебивая шум, застучал кулаком по столу Ферон.

— Про Тренсфер тоже так говорили, — прокричал из толпы какой-то рабочий.

На лице Ферона промелькнула раздражение.

— Возможность оставления Тренсфера все же рассматривалась…

— Кем? — снова прокричал рабочий. — Все говорили, что он защищен лучше некуда. Мой брат поверил, и его лишили жизни эти подлые безбожники.

Лицо Ферона передернуло.

– Не надо сплетен и паники. Верьте только тому, что говорим мы, вистфальские служащие.

– Да как вам верить, коль вы постоянно врете, — снова вскричал рабочий.

Дома этого рабочего уже поджидали городские стражники.

Луизиан размышлял. Ссыльный принц Андер поднял восстание, и уже вернул себе северные города Аутсмении. Тайно поддерживающие прежнюю династию аристократы десятками переходили на его сторону. «Вы далеко, ваше величество, а он близко. Если хотите сохранить трон, вам нужно срочно возвращаться в столицу», — сформулировал витавшую в столичной среде мысль канцлер.

Император взглянул на хмурые лица своих генералов. Они очутились заперты в самом сердце ненавидящей их страны. А родная Аутсмения из надежного тыла превратилась в поле будущей битвы.

– Мы возьмем Лицию и заставим вистфальцев заключить мир на наших условиях, -бросил император.

Луизиан вышел из развалин городского магистрата, теперь служившего ему штабом, и вляпался ногой в мутную жижу. Весенняя распутица смешала тающий снег с валяющими под ним аквоморовыми отходами. Кто-то пронзительно закашлялся. Несколько хмурых солдат, разведя костер, жарили забитую на мясо лошадь.

– Я не удивлюсь, если в этой чёртовой стране мне на голову рухнет само небо, — в сердцах воскликнул император.

— Говорят, теперь в Лиции больше не правит ее величество королева Летеция, а правит какая-то Республика, — сидя в засаде, произнес один крестьянин другому.

– Черт разберешь, кому мы вообще служим, — вдумчиво почесав репу, ответил товарищ.

На дороге показались несколько аутсменских солдат.

– Слава ее величеству королеве Летеции, да здравствует Республика! — завопили они, выскакивая из-за деревьев.

Расположенное на Фелонгеевом холме здание Сената представляло собой увеличенную во много раз копию ройзского корабля. Здесь заседали те, кто управляли целыми флотилиями. Сенат в отличие от консула не избирался ни кем, в него входили самые богатые и влиятельные граждане Ройзса. Титулы на Ройзсе не ценились, на Ройзсе ценились только деньги.

– Я вернул Ройзсу принадлежащие нам энносам по праву аквоморовые месторождения, — звучный голос консула разлетался над Сенатом.

Послышались аплодисменты.

– Но предварительно сжег десятки наших кораблей, опозорив само славное имя азет, — приподнявшись со своего места, произнес пожилой сенатор Ипефан, ища побелевшими глазами то место, где находился консул. — Ты растратил казну на бессмысленную войну между варварскими народами, а варвары тем временем смеют судить и приговаривать к казни наших граждан. Я, может быть, слеп, но не глух, и мне стыдно за то, что происходит с нашим Ройзсом.

– Средства оправдали цель, — высокомерно перебил консул.

– Это решит суд, — усмехнулся сенатор.

– Консул не может быть судим, — резко оборвал его Максимус Антони Плацент.

– Но ты больше не консул, завтра истекает последний день твоего правления.

– Но кто сказал, что меня не изберут им вновь?

– Ты был им уже трижды, — как что-то само собой разумеющееся проворчал сенатор в ответ.

– Там где был третий, будет и четвертый. Правила имеют свойство меняться, — усмехнулся Максимус. — Стража! — несколько ворвавшихся в Сенат солдат грубо выволокли старика из зала.

Консул повернулся к Сенату:

– Сегодня львы отужинают старым мясом.

Сенаторы хмуро смотрели на улыбающегося консула, но молчали. Максимус Антони Плацент осуществил то, о чем ройзсцы мечтали ни одно столетие, и сейчас даже его злейшие враги понимали: выступать в данный момент против Максимуса чистое безумие.

– Позор, молодые люди, это когда стыдно, –дребезжащий голос де Ангеляра продолжал разлетаться по аудитории. — Позор это гордиться своим малодушным поступком, позор это надсмехаться над своим учителем.

Притихшие студенты молча слушали профессора, опустив в пол глаза.

Де Ангеляр вернулся. И теперь минуту позора он припомнит каждому.

В аудиторию просочился швейцар.

– Что? — резко обернувшись, спросил де Ангеляр.

— Его светлость граф вас срочно желает видеть во дворце.

– Господин канцлер, это ваше право решать насколько виновна или невиновна королева Летеция, но я надеюсь на вашу сознательность, — главный ляонджа бросил пристальный взгляд на канцлера де Виколя, заставив того заерзать в кресле.

Граф посетил каждого, кому предстояло определить участь Летеции. Кто после такого решится сделать неправильный выбор?

Процедура суда на острове Ройзс заключалась в том, что коллегия судей тайно бросала в ящик черные и белые камушку, решая виновен человек или нет.

Когда-то для суда над безумным Карлом Жестоким был использован этот чужеземный обряд, только судьями были высшие чины Вистфальского государства.

Горящий внутри гнев начисто перекрывал страх. «Как они смеют?», — думала Летеция, пока ее закованную в кандалы несколько стражников вели по пустынным коридорам дворца. Ее дворца. Сейчас ей хотелось самолично казнить их всех.

Тронный зал был заполнен аристократами, ожидающими представления. Суд над королем был историческим моментом, и каждому хотелось присутствовать на нем лично.

Сегодня Летеция сидела не на троне, а в стоящей по центру зала клетке. Кандалы с девочки, правда, все же соизволили снять.

На специально созданном для этого помосте стоял «лучший адвокат Лиции», сделав легкий поклон толпе, он заговорил:

– Королева Летеция обвиняется в безумной, неоправданной жестокости по отношению к вверенным ей Акилиным подданным, во вредных и абсурдных для Вистфалии решениях.