Сирийский рубеж 2
Шрифт:
— Эт точно! — поддержал меня Тобольский.
— Но один простой лётчик может не справиться со всем спектром задач. Пилотирование, навигация, боевое применение — много задач на одного, — продолжил я.
— Может, не может! А если сможет? — спросил у меня Тяпкин.
— Тогда это будет уже не простой лётчик.
Командир полка закатил глаза, а Тобольский, наоборот, подошёл ближе и добавил:
— Думаю, что Сан Саныч говорит о лётчике, который только что выпустился из лётного училища.
— На этот счёт нам обещали, что В-80 будет «прощать» многие ошибки, — почесал
По телевизору показывали утренний выпуск новостей. Интересно наблюдать за тем, как рассказывают о положении дел в Сирии.
— Достигнуто предварительное соглашение о выводе израильских войск с территории Южного Ливана. В политбюро это решение Израиля было встречено с оптимизмом, — зачитал диктор новость.
Геннадий Павлович сложил гарнитуру и убрал её в нижний ящик сейфа.
— Я понимаю, Сан Саныч, что будет непросто. Соосная и одновинтовая схемы разные по пилотированию вертолётов. Но твой новый комэска, да и я тоже, считаем, что за этим вертолётом будущее, — указал он на Тобольского.
— Так точно, — согласился я.
— Ваша задача не только оценить характеристики В-80, но и опробовать боевое применение. А это и выполнение манёвров в том числе. По этой части тебе равных нет, — посмотрел на меня Тяпкин.
Да, работы будет много.
Через минуту мы вышли с Тобольским из кабинета начальника Центра и направились к себе в эскадрилью. В личной беседе Тобольский производил впечатление человека общительного и вежливого.
— До Торска в Венгрии и Нерчинске служил, но здесь гораздо интереснее, — рассказал Олег Игоревич вкратце свою историю.
— А я в Соколовке. Как раз с Геннадием Павловичем.
— Да я наслышан о тебе, Саныч. Извини, но про УАЗик и представление командиру по гражданке — истории на века, — улыбнулся Тобольский.
Ох уж эта слава Клюковкина! До сих пор вспоминают.
— Мне периодически не дают об этом забыть.
— Бывает, — ответил комэска, и мы с ним вошли в здание эскадрильи.
Тобольский ушёл в наш с ним кабинет, попросив надолго не задерживаться.
Я быстро забежал в класс, чтобы поздороваться с сослуживцами. Естественно, всех интересовало как там в Сирии, «жарко» или «нежарко», и как погиб Горин.
Запрета на разглашение об обстоятельствах его гибели на меня никто не накладывал. Так что врать мне не пришлось.
— Сан Саныч, а где звезда Героя? — спросил у меня один из командиров экипажей, наливая себе чай.
— С собой не ношу, дружище. На параде покажу, — ответил я, но внешний вид награды товарищам я описал.
Меня же больше интересовало, как личный состав оценивает возможности В-80 — будущего Ка-50.
— «Вэшечка» это что-то. Ощущение, что в воздухе не летает, а танцует, — ответил мне один из командиров звеньев.
В кабинете у начальника Центра я не сразу задумался над тем, что для появления в Торске «Акулы» ещё слишком рано. Однако, в этой новой реальности уже ничему нельзя удивляться.
Ми-28 появился в серийном образце раньше, сделав рывок по времени в несколько лет. Тогда почему бы его конкуренту не сделать то же самое.
—
Только Сан Саныч, мы не в вашей упряжке с Тобольским, — продолжил другой командир звена, раскрывая упаковку печенья «Юбилейное».— Да, у вас там какая-то отдельная группа. Куча специалистов из конструкторского бюро. Так что остальные пока только ходят и облизываются, — объяснил мне штурман одного из звеньев.
— Разберёмся, — ответил я.
Закончив чаепитие, отправился в свой кабинет. Олег Игоревич сидел за рабочим столом, разбирая документы.
Куртку комбинезона он снял, оставшись в одной футболке. Тёмные пятна от пота на груди говорили, что в полёте он пропотел солидно.
— Как личный состав встретил? — спросил Тобольский, откладывая в сторону бумаги.
— Приветливо. Соскучились, наверное, — улыбнулся я.
— Мне все рассказали, что тебя тут ценят. Кто-то даже волшебником называет.
— Льстят. У меня палочки и плаща нет. Да и в шляпе кроликов ни разу не находил, — ответил я, присаживаясь на диван.
На вешалке, которая стояла у стены, я заметил китель Тобольского. Мой вывод был такой, что Олег Игоревич был весьма заслуженным человеком.
Две медали «За боевые заслуги», три ордена Красной Звезды, два ордена «За службу Родине…» и два ордена Красного Знамени. Рядом с таким человеком на параде наш командир полка будет себя чувствовать неуютно.
По телевизору показывали очередную советскую кинокартину «Я хочу петь», но Тобольского она не особо интересовала. Хотя в ней играл Кадочников.
— В тишине посидим, — сказал Олег Игоревич, подошёл и выключил «Сапфир-412».
— Или поговорим? — уточнил я.
— Да. Есть о чём. Работы у нас много с тобой. Предлагаю как можно быстрее тебе изучить матчасть нового вертолёта и приступить к работе.
Сказано — сделано. В следующие несколько недель я прошёл переучивание через представителей конструкторского бюро. Изучать было много чего, так что к этому делу я подошёл основательно.
Много времени пришлось проводить за просмотром руководства по лётной эксплуатации, схем, технической документации, а главное — на самом вертолёте.
Вечером перед первым вылетом на «Вэшечке» я решил сходить в ангар, где стояли два Ка-50. Держать их на открытой стоянке не стали, чтобы не «засветить». Таковы были указания из главкомата и рекомендации завода-изготовителя.
— Товарищ майор, здравия желаю, — поприветствовал меня один из техников, который убирал инструменты в ящик.
— Привет. Я вертолёт посмотреть.
— Да… только там… — разволновался техник, посматривая в сторону зачехлённых Ка-50.
Рядом с одним из вертолётов стоял человек в светлой рубашке с коротким рукавом. Он буквально гипнотизировал взглядом вертолёт. Я подошёл ближе к нему, чтобы поздороваться.
— Сан Саныч? Проходи, — поздоровался со мной этот человек.
— Добрый вечер, Евгений Иванович, — поприветствовал я его.
Передо мной был заслуженный лётчик-испытатель, Герой Советского Союза Евгений Ларюшин. Его волосы были аккуратно уложены, лицо морщинистое со слегка прищуренными глазами и усталым взглядом.