Сирийский рубеж 2

Стоя рядом с УАЗом, я постарался объяснить парню, как лучше сделать. А точнее, как будет правильнее.

— Значит, смотри, пишем с тобой рапорт. Медали и ордена ставим по максимуму, чтобы если что просто понизили планку наград. Пишем представления, характеристики и что там нужно по партийной линии. Проверяем, и ты с этим идёшь к замполиту полковнику… — я специально остановился, чтобы Балдин ответил.

— Виктору Михайловичу Мельникову.

— Вот именно. А теперь бери листы, ручку и пошли к нам в «высотку», — сказал я и потянул за собой Балдина.

Расположившись и приведя себя в порядок, я посадил за стол старшего лейтенанта и ждал, пока он сочинит хоть одно представление. При этом техники и лётчики отдельного вертолётного отряда на Ми-8МПР-1 тоже принесли список своих ребят.

На высотке всё это время жил и наш Валера Зотов. Он не летал с нами во время операции, а работал направленцем по авиации на КП. Много интересных моментов поведал Валера, пока я ждал Балдина.

— Всё очень быстро развивалось. Как только десант взял аэродром, израильтяне сразу же обратились к американцам. Те подняли бучу и оборвали все телефоны. В Москве и Дамаске решили выждать паузу. Только когда стало понятно, что Голаны фактически освобождены, а Рош-Пинна контролируется, начались переговоры.

На кроватях в это время расположились также Занин, Лагойко и Кеша, наблюдавшие за современной версией картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану».

— Итак, что ты придумал для старшего инженера? — спросил я.

— Читаю, — ответил Балдин.

Но лучше бы он вообще ничего не писал. Сочинитель из этого старлея совсем никакой.

— «Выполнял поставленные задачи, обеспечивал выполнение задач по предназначению, руководил личным составом при выполнении задач, а также…» — читал Балдин, но я его прервал.

— «А также выполнил ещё кучу задач». У тебя любимое слово «задача»? — спросил я.

— Ну, я чтоб было понятно.

— Не-а, Балдин. Такое представление займёт почётное место не в Президиуме Верховного Совета, а в урне у замполита. Ну, или в другом месте. Зачёркивай и пиши. Слово в слово.

Тут моя фантазия и разыгралась по полной.

— «Своими действиями организовал постоянное обслуживание сложнейшей авиационной техники и своевременную подготовку к боевым вылетам. Несмотря на противодействие разведывательно-диверсионных групп противника…»

— Серьёзно? Настоящие диверсанты? — удивился Балдин.

Кеша и сам сначала не понял, а потом еле сдержал улыбку.

— Балдин, всё серьёзно. Пиши, как я говорю, и не сбивай. Итак… «обеспечил выполнение 10-ти»… нет, мало. «50-ти боевых вылетов. В ходе вылетов были выведены из строя и уничтожены…».

Вот в таком ключе мы и написали на каждого из ребят представление. На погибшего Горина, как объяснил Балдин, представление замполит писал сам.

— Его представят к ордену Ленина посмертно. Это решение главного советника.

Что тут сказать, достойнейшая награда.

— А что с Зелиным и Лагойко? — спросил я.

— Эм… я их не знаю.

— Так значит давай писать дальше. И будешь героев знать в лицо.

Естественно, что представление на Героя Союза в комнате здания высотного снаряжения мы не напишем. Но уже будет с чем идти к тому же Борисову или замполиту. В Иване Васильевиче у меня есть уверенность, что наши интересы он будет отстаивать.

До поздней ночи писал Балдин наши «подвиги». В результате у него на руках была большая пачка бумаг.

— Сан Саныч, а вы не зам по политической работе в Торске? — спросил у меня Балдин, разминая пальцы, которые устали от писанины.

— Нет. Ты же писал на меня представление и знаешь мою должность, — улыбнулся я.

— Да у меня уже в глазах двоится от «инженеров комплексов», «техников» и «штурманов», — ответил Балдин.

Занин предложил чуть-чуть «посидеть», чтобы ночью хорошо спалось.

— Нет, спасибо товарищи. Мне в Дамаск ещё нужно попасть… — отказывался Балдин от рюмки благородного напитка.

Но просто так старлею никто не дал уйти. Появились и ребята самолётчики, которые принесли свои списки.

— Вынужден согласиться, — сказал старлей и выпил стопку.

Так никуда Балдин и не поехал, зато представления были написаны на весь советский контингент в Сирии. По крайней мере на тех, кто был в Тифоре.

Бросать старшего лейтенанта на амбразуру замполита я не хотел, так что утром поехал с ним. Через пару часов мы стояли у дверей кабинета Мельникова.

Точнее стоял я, а Балдин сидел на стуле рядом с дверью и спал. Только я собрался постучать, как дверь открылась, и из кабинета вышел Борисов.

— Здравия желаю, Иван Васильевич, — поздоровался я с генералом.

— Привет, Александр. Хотел тебя на завтра вызвать, а ты уже здесь. Какими… — начал спрашивать генерал, но в этот момент Балдин громко икнул.

Старший лейтенант попытался встать, но получилось это у него не сразу. Генерал показал Балдину сесть, и вопросительно посмотрел на меня.

— Что скажешь, Клюковикин?

— Вчера политзанятие проводили. И парковый день был.

— И какая была тема занятия?

— Сплочение воинских коллективов и борьба с неуставными взаимоотношениями.

Иван Васильевич улыбнулся.

— Вижу, что сплочение удалось. Что-то хотел спросить?

Я рассказал Борисову про то, чем занимался вчера с Балдиным, и показал стопку бумаги старшему советнику.

— Не надо тебе к замполиту. Список есть личного состава, на который написаны представления?

— Так точно.

— Пошли со мной. Есть ещё для тебя кое-что.

Балдина я передал в руки его сослуживца по политотделу, а сам быстро догнал генерала на лестнице. Направлялись мы с Борисовым в кабинет к главному советнику Яковлеву.

Оказавшись перед генерал-полковником, я представился ему, а он поздоровался со мной. Яковлев внимательно посмотрел на меня и продолжал слушать, как меня хвалит Борисов.

— Значит, на вашем борту впору звёзды за сбитые рисовать? — спросил генерал-полковник.

— Это была работа всей группы.

— Да. И к сожалению, мы с вами потерь не избежали. Противник был силён, верно?

— Так точно, — ответил я.

Яковлев подошёл к своему рабочему месту и взял лист бумаги. Это был официальный документ на арабском языке за подписью самого президента Сирии Хафеза Аль-Асада.