Сирийский рубеж 2

— Не воспринимаю, поскольку не пью. Доктор, спасибо, но давайте потом, — отмахнулся я.

Медведев и Тяпкин тоже настояли, чтобы доктор пока не начинал плотно со мной работать. Оказывается, генерал армии Чагаев дал команду мне лично доложить о произошедшем.

А генерала заставлять ждать нельзя.

Меня привезли в штаб Центра, где в актовом зале уже шло заслушивание итогов показа. Как я понял, аварии ещё никто не касался.

Душный актовый зал был наполовину заполнен представителями высокого командования. Здесь были и помощники Чагаева, представители Генерального штаба, а также командования ВВС. Ну и без представителей конструкторских бюро не обошлись.

Сразу как мы вошли в актовый зал, Медведев доложил Чагаеву о прибытии.

— Товарищ генерал, майор Клюковкин…

— Да знаю я его, — махнул рукой Василий Трофимович и отложил в сторону лист бумаги. — Вы — проходите. Всем, кроме представителей главкомата ВВС, выйти.

Указанные люди остались, а в зал ещё вошёл Ларюшин с представителями фирмы. Чагаев встал со своего места и пошёл ходить вдоль центрального стола, утирая вспотевший лоб платком.

— И как это понимать? В Генеральном штабе уверены, что новый вертолёт произведёт революцию в Армейской Авиации, а он взял да и рухнул. Хорошо, что вы ещё живы остались, Клюковкин. В чём была причина?

Я доложил, что произошло на борту. Уже в третий раз за сегодня.

— Основная предварительная причина — схлёстывание лопастей под влиянием сильного ветра, с последующим попаданием вертолёта в режим вихревого кольца. По параметрам манёвра, высота была слишком маленькой, чтобы вывести вертолёт из этого критического режима без грубой посадки.

Чагаев слушал внимательно, но с каждой минутой становился всё более красным. Похоже, что он курировал вопрос по принятию на вооружение В-80. И получить такую «пощёчину» ему естественно, неприятно.

— Значит, манёвр был выполним. Тогда почему вы его не выполнили? Не надо сейчас повторяться о ветре и запасе высоты. Так ли это принципиально, Евгений Иванович? — спросил Чагаев у Ларюшина.

Лётчик-испытатель поднялся на ноги, но не торопился отвечать. Любое его слово сейчас будет воспринято неправильно одной из сторон.

Если скажет, что мои слова — бред, то обманет сам себя. А если согласится, то Чагаев «расстроится» ещё больше.

— В причинах необходимо разобраться. Но в одном я уверен, сегодня майор Клюковкин сохранил нам машину. И я ему хочу сказать спасибо…

Но Василий Трофимович был уже на «режиме гнева».

— Хватит, товарищ Ларюшин. Вы мыслите как испытатель, а нужно как стратег. Подойдите ко мне, — сказал Чагаев, поднимаясь с места и собирая все бумаги и обращаясь к заместителю главкома ВВС.

Тот подошёл к столу и быстро что-то шепнул Василию Трофимовичу.

— Это будет правильнее, — шепнул зам главкома Чагаеву.

— Итак, разбирайтесь с аварией и мне доклад. Кто виноват, степень вины и как эти люди или один человек будут наказаны. Вы без меня знаете, где эти машины В-80 уже должны быть. Испытание в боевой обстановке — вот к чему вы должны стремиться.

Похоже, что и на Ка-50 нашёлся свой военный конфликт. Есть у меня мысль, что им предстоит поработать в Афганистане.

Чагаев пошёл к выходу после того, как все в зале встали. Однако, у двери остановился и взял схему у одного из инженеров.

— Ещё раз, какое вы там обозначение вашему В-80 придумали? — повернулся Василий Трофимович к представителю фирмы.

— Ка-50. Ну, так хотим назвать.

Чагаев покачал головой, посмотрев на схему вертолёта.

— Как по мне, так на акулу похож.

Совещание закончилось, и до конца дня я сидел на диване в своём кабинете. Перед глазами ещё стояли крутящиеся стрелки приборов. Цифры значений параметров сливались в одно большое число. Если бы мне дали ручку, я бы сейчас по памяти написал скорость, высоту и другие параметры в момент касания земли.

— И к международным новостям. Сегодня президентом Асадом был отдан приказ о направлении войск Республиканской гвардии для наведения конституционного порядка в провинции Даръа на юго-западе Сирии. Ситуация с приходом туда усиления сил правопорядка по сведениям наших корреспондентов стабилизировалась, — произнесла женщина в эфире новостной программы по телевизору.

Дверь открылась, и в кабинет вошли Ларюшин с Тобольским. Настроение у обоих нормальное.

— Сан Саныч, ну чего ты себе душу травишь? Всё нормально в Сирии, — сказал Тобольский и выключил наш «Сапфир».

— Для фона включил. Что у вас, товарищи лётчики?

Ларюшин и Тобольский переглянулись.

— Саш, давай свои предложения по изменению конструкции В-80. Мои инженеры и конструкторы начнут работать в ближайшее время. Думаю, что причина однозначно в перехлёсте лопастей, — сказал мне Евгений Иванович.

Я потянулся, взял листок и начал писать.

— Однозначно надо внести изменение в конструкцию вала главного редуктора. Удлинять почти настолько, чтобы в дальнейшем исключить схлёстывание лопастей при выполнении любых манёвров.

— Нормально. Я об этом тоже думал, но сегодня, к сожалению, ты нашу правоту доказал на практике, — сказал Тобольский.

И если честно, мне больше таким способом доказывать правоту не хочется.

— Приемлемо. Что-то ещё? — спросил Ларюшин, но тут же остановил меня. — А что если добавить в систему управления механизм затяжеления?

— При опасном сближении лопастей лётчик почувствует тяжесть на ручке управления. Хорошая идея, — согласился я.

И ещё пару мыслей, которые мне были известны из будущего. Правда, эти конструктивные изменения не давали стопроцентной гарантии избежать схлёстыаания лопастей. Маленькая вероятность оставалась, но это было уже что-то.

Спустя три дня разбитый В-80 отправили на завод, а мы вернулись к другим вертолётам.

Уже как два месяца мы только изредка касаемся полётов на Ка-50. План исследовательских полётов на одной рабочей машине трудно выполним, но у нас получается.

Заключительная неделя августа должна была начаться с ночных полётов, поэтому в кабинете у меня кипела работа.

Каждый из командиров звеньев заполнял черновик плановой таблицы и приносил мне. Приходилось их немного взбадривать.

— У тебя почему молодой завтра ночью не летит? — спросил я, не заметив в плановой молодого лейтенанта, у которого налёт ночью был маленький.

— Да не с кем. Я по теме исследования работаю. Другие тоже.

— Рисуй ему маршрут, зону, маршрут на «пределе». Сам с ним полечу, — ответил я.