Системный администратор

— Его уволили? Похерил работу из-за настроек? — предположил Пашка.

— Да нет, — мотнул башкой Марципан, и стало видно, что говорить ему прямо физически тяжело. — Нормально всё было, тусить с ним начали. Даже, блин, в настолки дома играть. Только мать стала куда-то пропадать постоянно. Вроде по делам, но прям испарилась, как будто не живёт там. Ну, стало, в общем, понятно через несколько дней, что она специально. Пару раз чуть не поссорились они с отцом, но я гасил игрухой. А потом отладка открылась, и я нарыл, что у матери к отцу страх на девяносто процентов. Он у меня того, жестковат бывает. Я сам его побаиваюсь. Но я, короче, снёс эту херню. И всё наладилось. — Марципан умолк, и сделалось совершенно понятно, что всё ни хрена не наладилось на самом деле. — Какое-то время прям идиллия получилась. Если что не так шло, я фиксил. А потом мать… короче, я ща скажу, но помни про рожу, понятно? — снова с угрозой выдохнул он. — Какого-то кренделя мать себе завела, собрала шмотки и ушла к нему, вот. Позавчера, когда про историка везде гремело, и я не особо на чём сосредотачивался, дома тоже не сидел. Отец даже не сразу сказал, не знал как. Вчера утром объяснил популярно.

Пашка молчал.

— Она хмыря этого вот, только-только встретила, я проверил. Там даже любви у них не было. Я, короче, херанул отвращения им, и они разбежались. Только мать не возвращается ни фига. Да и отец её не примет. Короче, пока всё не навертелось одно на другое, и пока мать на развод не подала, надо им память про эту дичь снести. Пока я докачаюсь до сотого, куча народа узнает. А это всё я своими правками нахуивертил, не было бы так. Дебил я. Поможешь? — с опаской уточнил Марципан.

Пашка почесал макушку.

— Я могу, — наконец осторожно сказал он. — Только ты прям чётко подумай, чё настраивать. Чтобы ещё хуже не вышло. Ты хочешь страх вернуть?

— Не, это тупо как-то, — вытянул рожу Славка и задвигал губами.

— А почему тогда ей опять так не сделать? Если она такое только из-за страха не вытворяла?

— Это чё за предъява?! — рявкнул Марципан, сверкнув глазами.

— Это ты сам мне сказал, что такое — последствие скрученного страха. Так?

— Ну так, — присмирел бывший одноклассник.

— Значит, если память убрать, а страх не вернуть, логично, что всё повторится.

— Блин, — выругался Марципан. — Логично. Но муть какая-то. Значит, надо что ещё подкрутить обоим, так?

— Это вот как знаешь, — отвёл взгляд Пашка и почувствовал, как внутри что-то неприятно засосало. — Могу даже сам настроить, что скажешь. Безвозмездно. Но под твою ответственность.

— А у тебя много свободных баллов? Я быстро отдать не смогу, у меня по нулям, и квесты вшивенькие.

— Нормально у меня, — буркнул Пашка. — И возвращать не надо. Это за помощь с Островской будет. Взаимозачёт. Знаешь, где она? Мать?

— Она вечером придёт собирать оставшиеся вещи и со мной разговаривать, договорились уже. Жесть, короче. Отец хотел на это время свалить, но я ему нажал тоже быть дома. Ну и тебя запущу. Только чтобы никому! — припечатал Слава со злобной и почти бессильной угрозой.

— Если мы не возвращаем ей страх, надо что-то бате твоему подкрутить, а то факт то же самое выйдет, — предупредил Пашка.

Слава вздохнул.

— Ладно, давай вместе покопаемся. Но если хоть слово о родителях моих скажешь херовое…

— Рыло набок, я понял, — чуть не засмеялся младший Соколов.

Уговорились, что Пашка подтянется к дому Марципана часам к шести, если что, тот должен был отрубить предков спать и дожидаться помощи. Очевидно, что нужно было соблюдать осторожность. Сорить баллами без оглядки — навести Славку на ненужные подозрения. Которые, конечно, можно убрать за сто семьдесят девять рублей, но почему-то казалось, что такие вот штучки до добра не доведут.

И что с родаками Марципана лучше было бы всё просто вернуть к заводским настройкам, а не мудрить.

Потом Пашка представил, что к «заводским» настройкам вернётся его собственная мама, и по телу прошлась дрожь.

В конце концов, продав душу, человек имеет право пожить в своё удовольствие. Даже если он — Марципан.

Погода была отличная, и повсюду бродили гуляющие. Пашка заглянул на двадцать минут в стоматологию, пополнил запасы финансов и набрал Пионову. Даже веник в цветочном прихватил.

Подруливая к её дому, он с отвращением понял, что готов заниматься какими угодно случайными делами, лишь бы не принимать бесповоротных решений. Но ведь это только второй день его админства. Время подумать по-людски ещё есть. Так ведь?

После Марципанниковых катнётся на Терновское кладбище. Ночью допросит Агнию. Завтра точно всё решит.

Люська замутила к его приходу невразумительный салат с мясом, фруктами, орехами и заправкой, похожей на варенье. Ковыряя это тошнотворное безобразие вилкой у неё на кухне, Пашка вдруг придумал лихое читерство на предмет проблемы с оргазмами. Спустив телефон на колени, влез-таки к Пионовой в меню, но исключительно чтобы назначить отложенный кайф — как той бабульке, только по таймингу. Может, ей просто научиться надо, понять, так сказать, что к чему.

Потом вышла накладка, позвонил Пионовский батя в самый неподходящий момент и попросил отрыть на его компе какой-то нужный файл и загрузить куда-нибудь срочно. Люська сначала искала файл слишком долго, а потом он оказался больше, чем почта привязывает. Короче, чуть было не научил Пашка свою девушку испытывать настоящие оргазмы от трёпа с родным отцом и насилия над почтовыми сервисами.

Едва и успел перенести назначение, потому что, пока они ещё до этого долбанного звонка раздевались, телефон его бахнулся в диванную щель и провалился куда-то так, что вытащить его стало настоящей задачей.

Но зато эффект после всех этих выкрутасов от Пашкиной придумки превзошёл все ожидания!

Люська взялась привычно постанывать и томно приоткрывать рот, а ещё сиськи свои руками приподнимать до соблазнительных округлостей, а потом вдруг на полувздохе застыла, хлопнула губами, вытаращила глаза, как рыбка-мультяшка, вздрогнула раз всем телом, даже внутри, и вообще прекратила извиваться и двигаться. Но зато на лице такое непередаваемое выражение появилось, что Пашка и сам кончил от удовольствия. К тому же ещё и льва тщеславия в прилоге в довесок к овну похоти и букве «заин» за нарушение седьмой заповеди дали.

После такого фурора Пионова стала тихая, задумчивая и улыбчивая, предложила Пашке стейк взамен извращенского салата и даже что-то напевала у плиты.

Оставлять её сегодня совсем не хотелось, как и думать о постороннем, но в половине пятого Марципан напомнил, что ждёт, и вообще можно уже приходить.

— Вырубил на хер, — оповестил он, когда Пашка позвонил в дверь нужной квартиры. — Сраться начали.

За его спиной нарисовался приземистый мускулистый бульдог, которого Пашка тут же вспомнил: этой тварью его года с полтора назад загнали на сетку-рабицу забора какого-то детского сада, о который он изранил ладони и пропорол дублёнку. Тогда ещё дома крик стоял такой, что соседи стучали.