Системный администратор

Пашка кое-как поймал объективом правой, пристёгнутой к столу, руки стяжку, которая прицепила левое запястье к батарее, и удалил её прилогой. Схватился освобождённой конечностью за телефон и расщёлкнул игрой хомут на правом запястье. В заледеневшую кисть хлынули кровь и тепло.

— Ублюдки! — прорычал Пашка, хватаясь за жалобно хрустнувшую побелкой батарею и поднимаясь. На подоконнике лежали буханка хлеба и нож, подобрав который он разрезал крепёж на ногах.

Кухня походила на поле боя из какого-то абсурдного сериала. Раскрытые дверцы, битая посуда, тело Толика, храпящего на полу, застывшие в любовном экстазе Васин с Островской, ещё и гречка повсюду.

Нужно было спешить.

— Как ты смог? — странным картавым голосом сквозь недвижимые губы выдыхал Марципан, безумно скосив глаза, словно сейчас начнёт смотреть себе в башку: он пытался из своей скрюченной позы глянуть на Пашку.

Вести беседы явно не было времени. Час — это совсем недолго.

Оплатив разовый доступ повторно, Пашка полез Славе во «внести правку в память и восприятие», всё время двигая нижней челюстью и морщась: врезал Марципан ему знатно.

Возможности и правда были ограниченные. Пашка снёс минус сто процентов в графе доверие, заменив на пятьдесят (а то ещё привяжется со своими проблемами, если сотку поставить), убрал с адаптацией воспоминание о том, что не выходил на связь до этого момента. Адаптация оказалась шикардос идеей и позволила сильно сэкономить, потянув кучу негативных воспоминаний по теме хвостом. Потом младший Соколов назначил этому уроду пиздовать домой и снёс также с адаптацией всю память о том, как эти придурки вломились в квартиру. Итого ушло на Марципана тыща семьдесят четыре рублика в целом. Прежде чем он разморозился, додумался Пашка и Славкин тел из кармана у того вытащить и чаты в мессенджере глянуть. Нашёл ожидаемый диалог без себя, с мерзким названием «Убийца?» (созданный, между прочим, сучкой-Островской). Когда Марципан утопал, Пашка на ту же сумму почистил (вместе с воцапом) и отправил на хер Васина. Ещё будет думать, где губу разбил. Но лечить других пользователей даже за деньги оказалось нельзя.

А вот на Островской внезапно закончились средства на карте.

Пашка виртуозно выругался.

Пластик он своими руками вчера отдал Лосеву и сказал пользоваться свободно, но как же это, блин, было некстати!

— Не знаю, как ты это делаешь, сучок, но я тебя достану! — шипела Островская, оттопырив зад и полуобнимая пустое пространство, где раньше стоял Васин. Её башка была наклонена набок, глаза почти зажмурены, а губы, наоборот, приоткрыты. Так и хотелось плюнуть тварине в рожу, прям чётенько в раззявленный хлебальник.

Но вместо того Пашка взялся обыскивать присыпанного гречкой Толяна. Его телефон он разблочил игрухой, перекинул себе две тыщи из банковского приложения (в пуше мелькнула «хет» за воровство), и откорректировал Островскую так же, как и всех до неё. Перед последними действиями потянул из кармана на оттопыренной заднице телефон.

— Убери руки, уёбок, — странным голосом, сминая некоторые буквы приоткрытыми губами, злилась она. — Я всё равно его восстановлю! Ты думаешь, что самый умный?! Я тебе, гнида, такое…

Пашка удалил чат «Убийца?» и сунул белый андроид обратно в карман на прокачанных игрухой ягодицах. Отступил и оплатил последние правки.

Островская отмерла, прекратила сочиться ядом и послушно пошла к входной двери.

Пашка гордился тем, что не нажал этой стерве что-то в отместку вытворить. Впрочем, у неё останется синяк на морде. Ненадолго, конечно.

Итак, они отвянут? Или это временно?

Встретиться, типа этого не было, наверное, всё-таки нужно. Не то опять надумают себе какой ереси, клуб Робин Холмсов и Шерлок Гудов Пензы, мля.

Пашка оглядел разгромлённую кухню.

Охереть, весело!

Он наведался в ванную и изучил своё разбитое лицо. Оно успело опухнуть, но это быстро убрала прилога. Пашка стянул футболку с каплями крови, починил шатающийся зуб и вернулся на поле боя. Начал поправлять хлам в шкафах и закрывать дверцы. Собрал осколки игрухой в целую чашку.

Пашка начал злиться и получил очередного дракона. Потому сел, взял с зеркала на уголке забытые тёткой сижки и прикурил. Они были тонкие и гадко разили клубникой.

Что делать с Толиком? Рассказать ему про этот треш или не стоит?

И так задрал батю поминать, а сейчас начнёт лекции про то, что Марципан — мурло, и что всё вполне ожидаемо, читать постоянно. Да и придётся объяснять, как Пашка их смог выпроводить. Он же сказал раньше, что в игре нет воздействий на других пользователей.

Потушив мерзкую клубничную сижку на середине, Пашка выругался ещё раз и взялся за веник с совком — собирать сраную гречку. Она была прям везде.

Тогда младший Соколов приволок пылесос, содрал насадку-щётку и голым шлангом всосал основную часть крупы, в том числе и с Толика. Тыкнул ему пару раз в зад присасывающейся трубой, заржал и вдруг, неожиданно, на себя рассердился.

Вот всё у него получается через жопу при любых вводных и ресурсах как раз именно потому, что в башке — пусто. Привык он на всех и вся кругом гнать, в своих бедах обвиняя, от предков до злоебучей Пензы за окошком, а может, дело не в этом вот всём, а в самом Пашке?

Хотя даже вон глава адской администрации заявил, что Пашка херовый из-за внешних обстоятельств. Ну так он со своей колокольни оценивает. Херовый-то, может, и из-за внешних. А вот тупой — по собственному почину.

Соколов младший вырубил допотопный пылесос, смотал шнур, унёс его в зал, вернулся и увидел ещё целую кучу гречки.

И тогда Пашка начал ржать. Дико, до истерики, когда не успеваешь вдыхать, но не можешь остановиться.

Потом спохватился и запоздало написал Пионовой, что, конечно, поддержит её на кладбище и тоже обязательно поедет на похороны. Следом сел, откопал в галерее скрин с читов Островской и поднял свои статы по её схеме. Харе его постоянно мордой в асфальт тыкать. Сразу надо было всё подтянуть. Может, и ещё чего прихватить заодно? Раз уж безлимит — надо пользоваться.

С другой стороны — лучше не торопиться и начинать обдумывать свои действия.

Пашка навёл на Толика камеру, снёс воспоминание о ворвавшейся на кухню Островской. Потом прикурил последнюю тёткину сижку и взялся методично править важность впечатлений от всего, что рассказал когда-либо об игрухе, на «нейтрально».

Пускай себе знает, но особого значения не придаёт. Так будет и честно, и удобно.

Зависть к себе ещё чиканул, потому что нечему тут было завидовать, да и чувство это очень фиговое.

Потом нажал сначала сесть на табуретку и лишь затем — проснуться. И тут же восстановил ему энергию полностью.

Достал из кармана прихваченную из коробки на зеркале пятёру и положил на стол. Толик растерянно поднял бровь.

— Сорян, одну фичу проверял. Снял у тебя с карты две тыщи, вот, возвращаю — с компенсацией.

Толик вытаращил глаза и стал хлопать себя по карманам в поисках телефона. Убедился, что есть такой перевод. Потом вообще ахнул.

— С хера ли уже обед?!

Пашка быстро изменил последние впечатления на нейтральные, и Толик присмирел.

— Ты когда переоделся? — запоздало поинтересовался он. — Задолбал со своими тестами.