Скальпель для шейха

— Красивая грудь, — он сожалеет?

О чем? Что больше не видит моих сисек. Да, что за спермотоксикоз у этого миллионера? Неужели в нашем краю шлюхи перевелись, раз он ведется на мою среднюю грудь?

— Ты не ответил, — говорю я, вдыхая как следует. — Вы вернулись?

— Нет, не вернулись, — отвечает он, начиная раздеваться.

Снимает с себя темный свитер, под ним оказывается тонкая водолазка, берет ремень и открывает пряжку. В помещении в его одежде и в самом деле легко взмокнуть.

— Как это?

— Они остались в домике лесничего у озера. У нас сломалась машина. Но я же не мог оставить тебя одну.

— Ты прошел весь путь пешком? — хлопаю глазами, насколько я помню, озеро и домик лесничего довольно далеко от дома Марса. — Чтобы не оставлять меня одну?

Пальцы дергают ремень, и он вытаскивает его из пояса.

— А ты как думаешь? Я могу оставить тебя тут после вчерашнего?

— Вчерашнего?

Здравствуй, Бэмби, давно не виделись!

— Авария, конечно, вышла случайно, но очень уж удачно. Согласись?

С чем? Я пытаюсь сообразить.

Значит, они не вернутся.

Вернулся только он. Один.

Мы на всю ночь останемся...

А после вчерашнего... он сказал после вчерашнего?

Мне нужно срочно обозначить свою позицию.

— Вчера произошло недоразумение, — проглатываю слюну.

То, как он стоит напротив меня, а я сижу, само по себе уже не нормально. Он еще и наматывает ремень одной рукой на другую.

Господи, что у него на уме?

— Когда женщина раздвигает ножки, это не недоразумение!

Черт! Да, я не женщина пока. Не успела, блин.

Сердце не останавливает свой галоп ни на секунду. Что мне делать?

— Знаешь, что я сделал после того, как ты ушла спать?

— Передернул?

Это была обезьяна с гранатой? Она...

— Еще раньше?

Да, зачем мне знать, что он там делал?

Марс наклоняется ко мне и отбрасывает ремень в сторону.

Заглядывает в глаза так бесстыже и искренне, что я снова сглатываю слюну.

— Я облизал все свои пальцы и твои соки, Вера, — кажется, я горю заживо от смущения. — М-м-м, ты такая вкусная.

— О, боже мой, — закрываю глаза от смущения и от горящих щек.

— Они всю ночь пахли тобой.

— Я девушка вашего племянника! Вы дядя Галиба!

Все, финиш. Капец! Нужна большая дистанция. Он, похоже, совсем без тормозов.

— Поздно, Вера. Я хочу большего.

Наверное, он так и довел своего бедного папашу до инфаркта.

Своими словами "Я хочу большего"! Я желаю большего! Большего! Большого!

Еще!!!

Да, и первое слово, которое пролепетал в жизни, было "Еще"!

Черт...

И все же мое сердце, в отличие от сердца старого хрыча, бьется.

Колотится, как у зайца, пока пьянящий аромат стоящего передо мной мужчины наполняет легкие.

Марс выглядит почти как Галиб. Только старше. Тот же цвет глаз, темный карий. Тот же цвет волос, черный, но при ярком свете дня видно, что каштановый. Тот же магнетизм очарования.

Будь он ровесником, не знала бы, кого выбрать: его или Галиба...

Только мы не ровесники, и я в него не влюблена.

— Признайся, тебе хочется стать моей, — мягко произносит он. — Тебе вчера все понравилось.

У меня нет слов.

Вообще... нет.

14

Говорят, наглость – второе счастье.

– Нет, - я практически дрожу от гнева, отвечаю басом. – Неверно!

В горле сухо, словно там песка кто-то насыпал. Нужно, следует очень твердо обозначить границы, дать отпор этому наглецу. И я нахожу способ сделать это, не прибегая к борьбе. Мой мозг лихорадит от его напора. Марс Блицкриг – очень привлекательный мужчина. Даже слишком. И этот подлец знает об этом. Он нравится людям. Уверена, я не первая, кого он берет штурмом.

Он неторопливо опускается на колени передо мной.

Как и любой крупный хищник, он завораживает.

И, черт возьми, его взгляд-лазер изощренно ползет от моего лица к юбке, вгоняя меня в удушение. Под нее. В глубину. Ужасно хочется свести вместе бедра. Сжать все. Потому что там пульсирует соблазн, умоляя меня слиться в безграничное хотение, в безграничную мольбу, в надежду, сильнее которой нет.

Там для него пахнет мною.

Очевидно, как он и сказал, вкусно.

Хорошо, когда мама – биолог. Знаешь кучу фактов.

Невероятно, но мужчины бессознательно способны учуять нужную им женщину за десять тысяч километров. Не кисло, да? Это первая сигнальная система, которая не управляется человеком сознательно.

– Я вижу, ты приготовила для меня что-то, - он смотрит туда, где моя киска, а затем поднимает палящий взгляд.
– Я умираю от желания попробовать твою киску на вкус, детка!

Слова – россыпь восхитительных непристойностей.

Я буквально задыхаюсь от мысли, как он способен погрузить в меня что-нибудь еще, кроме пальцев. Например, свой грязный, пошлый язык.

Это настолько неприлично, что из меня вырывается тихий стон с выдохом.

Если я что-то знаю о сексуальности и животном притяжении, то кажется, это оно!

Он тянет с себя водолазку.

Ложь!

Наглая ложь, что мне не интересно увидеть его таким.

Полуобнаженного. Раскаченного. С рельефными мышцами и буграми.

Мой взгляд перемещается ниже, на то место, где заметен огромный стояк. Абсолютно неприлично выпирающий ствол. И моя пошлая фантазия представляет его уже в боксерах или плавках.

Черт!

Он же у себя дома. Не делает ничего неприличного. Может ходить хоть голый!

Я разглядываю его с интересом, пока он стоит передо мною на коленях. Его тело отличается от мальчишеского. Оно загорелое, и на нем много жестких черных волос. Вся грудь и нижняя часть живота. Он точно торчит в спортзале. Такие мышцы сами по себе не бывают. Член, судя по всему, он тоже качает в спортзале, на тренажёрах, потому что он кажется мне большим. Выпирает упорно, словно еще растет.

Если у страха глаза велики, у фантазии - огромны! А моя совесть умерла от нестерпимых мук, и всё, что я ощущаю, это… влечение.