Сказание о Синей птице

– Я все понял, дядя Гунь, вы тоже будьте осторожны! – Я крепко сжал его руку, не желая отпускать.

– Не беспокойтесь обо мне. – Гунь слегка улыбнулся, мягко высвободил руку, повернулся и, не оборачиваясь, зашагал прочь.

– 6 ~

Меч, что дал мне Гунь, всегда был со мной.

Я тосковал по Гуню, который где-то далеко боролся с водной стихией. Прошел год, два, три… борьба с водой трудна. Гунь как мог старался наладить строительство дамб для укрощения водного потока, но плотины смывало водой, и потоп начинался вновь.

Как только Гунь покинул город, позиции старейшин в совете постепенно ослабли. Благодаря благосклонности отца влияние Чунхуа, напротив, становилось все более заметным.

По мнению отца, наводнения случались из-за дисгармонии звуков неба и земли. Он верил, что только с твоей помощью, Синяя птица, можно вновь установить гармонию и устранить напасть. Чунхуа, как любимец отца, отправился вместе с музыкантами в долину Сеси послушать твое пение, настроить гармонию и, добавляя восемь струн к пятнадцатиструнным сэ [49] , получить двадцатитрехструнные сэ. Тогда же по-новому ладно зазвучали пьесы «Цзюшао», «Люин» и «Люлэ», написанные в эпоху императора Ку, чему отец был очень рад.

49

Сэ (кит. ?) – древнекитайский струнный музыкальный инструмент, похожий на гусли.

Что нравится высшим, тому следуют низшие. Традиция в важных вопросах полагаться на музыку становилась общепринятой в Хуася. Я не разделял всеобщего восхищения церемониями и музыкой. На собраниях я сидел в углу, подальше от остальных. Меня более не волновало, ценит ли меня отец, презирают ли меня другие из-за моего «внутреннего зла». Я Чжу, моя кровь – это кровь императора Хуан-ди, в ней мужество и дух моих героических предков. С каким бы презрением ни относились ко мне другие и как бы они меня ни отталкивали, я всегда держался гордо.

Однажды отец позвал меня в зал заседаний. Его одинокая фигура на возвышении вызывала почтительный трепет. Услышав мои шаги, он не спеша обернулся и жестом велел мне сесть рядом. Давно я не находился так близко к отцу. С тех пор как я вернулся из земель мяомань, я все больше и больше отдалялся от него. Для меня от стал просто уважаемым императором, восседающим на троне племенного союза. И сейчас, когда он был рядом, на расстоянии вытянутой руки, это ощущение не менялось.

– Чжу, с момента твоего возвращения с берегов реки Дань мы так и не поговорили как должно, – начал он. – Я назначил тебе наказание, желая тебя образумить, но я знаю, что ты все еще не признал своей ошибки.

Его взгляд стал острым. Я отвел глаза.

– Чжу, родившись, ты принес с собой на этот свет зло, притом настолько могущественное, что даже восемнадцать лет, проведенные в снегах, не смогли его укротить. Ты сделал большое дело, подавив восстания мяомань, но в последующих бесчисленных убийствах не было нужды. Их совершала тьма, что сидит в тебе. Если ты хочешь покорить мир, то в основу своих деяний клади добродетель. Если не укротишь зло внутри себя, то не сможешь занять престол. А если и встанешь во главе государства, то вряд ли надолго. Вот что меня беспокоит. Не вини меня, что я строг с тобой. От выбора наследника зависит жизнь народов и безопасность союза.

– Понимаю. – Я опустил голову.

Отец достал деревянный предмет – тутовую доску, поверхность которой была поделена на квадраты. На доске было две коробочки с круглыми белыми и черными камнями. Я взял доску обеими руками.

– Это реликвия, присланная Ци, главой племени Шан. Называется вэйци. Ци сказал, что каждый квадрат на доске символизирует могущество. С помощью этой доски можно учиться управлять любыми земными битвами. Играя в вэйци, можно наблюдать за небом и землей, за положением звезд, за силой гор и мощью речных потоков, можно следить за движением энергий инь и ян, управлять ветром и грозами, направлять войска, получить власть над жизнью и смертью. Хоть ты и не научился обуздывать свой нрав, постарайся через эту игру развить свой разум и развеять зло.

– Вэйци… – Я провел рукой по доске, излучающей холодный свет, и вздрогнул, почувствовав необъяснимое беспокойство.

– 7 ~

Не знаю, откуда Ци взял эту вэйци, она явно не из земного мира, так как я чувствовал в этих квадратах и шашках ту же злобу, что пламенем горела у меня в груди. У них общий источник. Я пристрастился к игре, которая показывает мне мои сильные стороны.

Только увидев доску, я уже знал правила игры. Черные и белые шашки стали двумя противоборствующими армиями, сражающимися на деревянном поле боя.

В вэйци мне нет равных, поэтому я играю сам против себя, держа в одной руке черные, в другой – белые камни. Я беспокоюсь о судьбе белых, но и грущу о положении черных. Закончив партию, я расставляю камни и начинаю заново, продолжая круговращение побед и поражений.

– Брат, если ты играешь сам собой, то кто ты, проигравший или победитель? – спросила Нюйин, обратив внимание на мою одержимость игрой – я не думал ни о еде, ни о питье.

– Всегда проигравший.

– Но ведь можно всегда считать себя и победителем.

Я поднял глаза и долго смотрел на младшую сестру.

– Игральная доска – это всегда лишь доска. Радость побед и горе поражений в этом иллюзорном царстве не имеют значения, даже если здесь ты выиграл целый мир. – Я взмахнул рукавом, и черные и белые камни скатились на землю. – Что толку? Видишь, один взмах – и все исчезло.

Сестра присела на корточки, уставившись на шашки, разбросанные по земле, затем взяла в ладонь черную и белую.

Даже зная, что вэйци – иллюзия битвы, я не мог оторваться от нее. Эта игра непреодолимо влекла, я был ею одержим. По мере того как мои навыки улучшались, мой ум также развивался. Пламя внутри, пылающее вместе с иллюзорным миром игральной доски, освещало мои мысли.

Все людские уловки в борьбе друг с другом теперь казались мне донельзя наивными и смешными.

Я видел, что за пределами Хуася народы мяомань притаились, словно тигр перед прыжком, я знал, что «шестнадцать мудрецов» в сговоре с Чунхуа. А еще я знал, что наводнение не утихнет еще очень долго и что правление моего отца только с виду кажется благополучным, а на самом деле у императора много проблем.

Борьба с внешним врагом нередко усиливает борьбу внутри государства. Я советовал отцу остерегаться «мудрецов» и амбиций Чунхуа, но он не воспринял мои предостережения всерьез, сказав, что я не должен оговаривать других и сеять вражду среди племен. Он окончательно разочаровался во мне. Ради присоединения долины реки Дань отец, последовав совету Чунхуа, отправил меня правителем в те земли. Это также означало, что отец отказался от меня как от наследника престола.

Все действия Чунхуа были не более чем уловками, но отец упорно этого не замечал.

Улыбнувшись, я собрал свои вещи, взял вэйци и отправился в путь. В моем сердце существовала теперь лишь эта игра, и я не собирался соревноваться с Чунхуа.

– 8 ~

Я держался подальше от Центральной равнины, подальше от отца.

Уже третий раз в жизни я расставался с ним. В первый раз он отослал меня в горную Долину Снегов, потом я сам вызвался покинуть родное царство, чтобы на юге подавить мятеж. А сейчас меня не оставляло пугающее предчувствие, что вернуться обратно будет куда как сложнее.