Сказки для маленьких. Часть 1 - от "А" до "Н"
Шрифт:
И тут мы услышали легкое покашливание, а повернувшись, увидели очень маленького клипдасса. Он сидел под тентом и щурился.
– Вот как, - сказал Фредриксон.
– Вот как?!
– с ударением повторил он.
– У меня режутся зубки, - смущенно объяснил маленький Клипдасс.
– Мне просто необходимо что-нибудь грызть.
– Но почему именно якорный канат?
– удивился Фредриксон.
– Я подумал, что он очень старый и не страшно, если я его перегрызу, - оправдывался Клипдасс.
– А что ты делаешь на борту?
– спросил я.
– Не знаю, - откровенно признался Клипдасс.
–
– А где же ты спрятался?
– удивился Юксаре.
И тогда Клипдасс не по годам умно ответил:
– В вашей чудесной навигационной каюте! (Точно, навигационная каюта оказалась тоже клейкой.)
– Послушай-ка, Клипдасс, что, по-твоему, скажет твоя мама, когда узнает, что ты сбежал?
– спросил я.
– Наверно, будет плакать, - ответил Клипдасс, заканчивая эту удивительную беседу.
Глава четвертая , в которой мое морское путешествие достигает своей кульминации и заканчивается полной неожиданностью
"Морской оркестр" одиноко плыл по морю. Солнечные голубовато-прозрачные дни однообразно следовали один за другим. Скопища морских призраков беспорядочно мелькали перед штевнем нашего судна, а мы сыпали овсянку прямо на хвосты плывущих в кильватере русалок. Порой, когда ночь опускалась над морем, мне нравилось сменять Фредриксона у руля. Озаренная лунным светом палуба, которая то тихо вздымалась, то опускалась, тишина и бегущие волны, тучи и мерцающая линия горизонта - все вместе вызывало в моей душе приятное и волнующее чувство. Я казался себе очень значительным, хоть и очень маленьким (но главным образом, конечно же, значительным).
Иногда я видел, как мерцает в темноте трубка, и на корму, крадучись и шлепая лапами, перебирался и садился рядом со мной Юксаре.
– Правда, чудесно ничего не делать, - сказал он однажды ночью, выбивая трубку о поручни парохода.
– Но мы же делаем!
– удивился я.
– Я веду пароход, а ты куришь.
– Куда же ты нас приведешь?
– съехидничал Юксаре.
– Это - дело другое, - заметил я, потому что уже тогда был склонен к логическому мышлению.
– Но ведь мы говорили о том, чтобы делать какие-то вещи, а не о том, что делают вообще. У тебя что - снова Предчувствия?
– Нет, - зевнул Юксаре.
– Хупп-хэфф! Мне совершенно все равно, куда мы приплывем. Все края одинаково хороши. Пока, спокойной ночи!
– Привет, привет!
– сказал я.
Когда на рассвете Фредриксон сменил меня у руля, я мельком упомянул об удивительном и полном безразличии Юксаре к окружающему.
– Гм!
– хмыкнул себе под нос Фредриксон.
– А может, наоборот, его интересует все на свете? Спокойно и в меру? Нас всех интересует только одно. Ты хочешь кем-то стать. Я хочу что-то создавать. Мой племянник хочет что-то иметь. Но только Юксаре, пожалуй, живет по-настоящему.
– Подумаешь, жить! Это всякий может, - обиделся я. Фредриксон опять хмыкнул и, как обычно, тут же исчез со своей записной книжкой, в которой чертил конструкции удивительных, похожих на паутину и летучих мышей машин.
А я думал: "На свете есть столько интересного, аж шерсть встает дыбом, когда думаешь об этом..."
Одним словом, в полдень Шнырек предложил послать телеграмму маме маленького
Клипдасса.– У нас нет адреса. Нет и телеграфной конторы, - сказал Фредриксон.
– Ну конечно!
– расстроился Шнырек.
– Подумать только, какой же я глупый! Извините!
– И он снова смущенно залез к себе в банку.
– Что такое телеграфная контора?
– высунулся Клипдасс, живший в банке вместе со Шнырьком.
– Ее можно съесть?
– Меня не спрашивай!
– ответил Шнырек.
– Это что-то огромное и непонятное. Посылают на другой конец света маленькие значки... и там они становятся словами!
– Как это посылают?
– недоумевал Клипдасс.
– По воздуху...
– неопределенно пояснил Шнырек, помахав лапками.
– И ни одно слово по дороге не теряется!
– Ого!
– удивился Клипдасс. После этого он весь день вертел головой, высматривая телеграфные знаки в воздухе.
Около трех часов Клипдасс увидал большую тучу. Белоснежная, пушистая, она низко-низко плыла над землей, и вид у нее был не совсем обычный.
– Точь-в-точь как в книжках с картинками, - заметил Фредриксон.
– А ты видел книжки с картинками?
– удивился я.
– Ясное дело, - ответил он.
– Одна называлась "Путешествие по океану".
Проплыв мимо нас с наветренной стороны, туча остановилась, и вдруг произошло нечто совершенно удивительное, чтобы не сказать - ужасное: она повернула назад и начала нас преследовать!
– Извините, а туча не опасна?
– забеспокоился Шнырек.
Никто из нас ничего не мог об этом сказать. Туча плыла теперь в нашем кильватере; увеличив скорость, она перевалилась через поручни и мягко плюхнулась на палубу, почти совсем накрыв собой банку Шнырька. Потом она поудобнее устроилась между поручнями, сжалась, и клянусь хвостом, эта удивительная туча тут же заснула у нас на глазах!
– Ты видел когда-нибудь нечто подобное?
– спросил я у Фредриксона.
– Никогда, - уверенно и очень неодобрительно отозвался он.
Клипдасс, подойдя к туче, лизнул ее и сказал, что на вкус она такая же, как мамина карандашная резинка.
– Зато мягкая, - сказал Юксаре.
Он сделал для себя в туче подходящую ямку и нырнул в нее, и туча тут же накрыла его, словно перина, словно мягкое одеяло из гагачьего пуха. Мы ей явно понравились.
Но это удивительное происшествие значительно усложнило дальнейшее плавание нашего корабля.
В тот же день, как раз перед заходом солнца, небо вдруг странно изменилось. Оно стало желтым, но не приятного нежно-желтого цвета, а грязноватым и призрачным. Низко повиснув над горизонтом и грозно нахмурив брови, плыли черные тучи.
Теперь мы все сидели под тентом. Шнырек и Клипдасс перекатили свою банку из-под кофе на корму, где ей ничто не угрожало.
Солнце превратилось в тускло светящийся диск, вода почернела и пошла свинцовой рябью, ветер испуганно завыл в штаге. Морские привидения и русалки исчезли, будто их сдуло ветром. На душе у нас было скверно.
– Проверь-ка анероид, - с тревогой сказал Фредриксон.
Я перелез через тучу и открыл дверь в навигационную каюту. Представьте себе мой ужас, когда я обнаружил, что анероид показывает 670 - самую низкую цифру, до какой может опуститься стрелка!