Скопа Московская

— Ты прости, Граня, — сказал напоследок Шеин, — не могу я тебе попотчевать да и коням твоим корма задать. Нет у нас ничего ни для тебя с твоими людьми ни для коней ваших. Сколько нам ещё тут торчать неведомо, а потому каждое зерно в городе по счёт идёт. А траву так ту бабы с детишками, какие ещё не померли, едят.

Всё понимал Василий Бутурлин, и потому стремился поскорее покинуть осаждённый город. Да и по улицам запретил своим спутникам ходить, слишком уж сытые у них лица, нечего им лишний раз на люди показываться. Тем более когда люди те с голодухи прозрачные, как ангелы Господни.

А как стемнело Бутурлин с отрядом покинул Смоленск, унося новости войску князя Скопина, которое как раз заканчивало обустраиваться в бывшем стане запорожских казаков.

[1] От острова Хортица, где изначально располагалась запорожская сечь

[2] Стой, псякрев! (польск.) Псякрев — дословно собачья кровь, в переносном значении сукин сын, сукины дети, одно из самые распространённых польских ругательств

[3] Мисюрка, шапка мисюрская (от араб. ???? — «Миср» — Египет), Мисюрская шапка, Мисюра — воинская шапка, с железною маковкою или теменем (навершие) и сеткою (кольчуга)

Глава семнадцатая

Смоленская битва

Казачья старшина сдала нам свой лагерь без боя. Драться и умирать за поляков сечевики не собирались, о чём и заявили нашему гонцу. Правда, пришлось переговорить с парой полковников, которых выдвинула та же самая старшина. Принимать гарантии от кого бы то ни было, кроме меня, казаки отказались.

Надо сказать, выглядели полковники, чьих имён я не запомнил, достаточно колоритно. Все в хороших кафтанах и крепких сапогах, с саблями и пистолетами, разоружить они себя не дали бы, да я и не давал такого приказа. Хотел показать казакам, что не боюсь встать с ними лицом к лицу.

— Не врёт молва, — первым проговорил сивоусый казак, скорее всего, старший среди них, — истинный ты исполин, ничего не сказать.

Я ничего не стал отвечать, ожидая что скажут дальше.

— Кулаки у тебя крепкие, княже, — высказался другой, не сильно моложе, но судя по более богатому кунтушу и расшитому золотом поясу, побогаче, а потому и повлиятельней сивоусого, — а слово как же?

— Не отстанет, — заверил их я.

Говорить старался поменьше, подражать спартанцам, о которых казаки любили всякие рассказы, но точно знали, что спартанцы говорили коротко и только по делу. Вот и старался соответствовать.

— Даёшь ли ты тогда нам слово, поклянёшься ли перед иконой Богоматери, — завёл третий, — что выпустишь нас из стана со всеми конями и добром.

— Слово даю и на иконе в том поклянусь, — ответил я. — Вы же уйдёте оружно, но с миром и никакого насилья народу православному в пределах Русского царства чинить не будете, но мирно уйдёте на Сечь.

— Поклянёмся в том пред образом Богородицы, — решительно заявил первый, подкрутив сивый ус. — И крест на том целовать станем.

— Стан весь тебе, княже, оставим, — добавил третий. — Нам телеги да колья без надобности. У нас всё на конях помещается, а кто безлошадный, тот на горбу потащит.

— Так зачем же сюда их тащили? — удивился я.

— Так то не наши, — рассмеялся казак. — Тут допрежь нас венгры стояли, то их возы. А чего они их тут побросали, того не ведаем.

На том и разошлись после взаимной присяги на иконе Богородицы, которую казаки притащили, как оказалось, с собой. Не прошло и получаса как троица сечевых полковников покинули наш стан, а их лагерь словно ожил. Конные и пешие казаки покидали его, растянувшись длинной вереницей по дороге на Ельню, чтобы убраться как можно дальше от польских станов прежде, чем об их уходе узнают в ставке Жигимонта. Ещё через час в опустевший лагерь вошли передовые сотни конницы, да и стрельцы за ними поспешили.

Теперь, как и у поляков, мой лагерь был разделён на две части, занимая обе берега Днепра. Главное я мог свободно сноситься с Шеиным, несмотря на конные разъезды, отрезавшие Смоленск от остальной России с юга. Никто бы не помешал мне завести хоть всё войско в город, вот только запираться там было попросту глупо. Наших припасов, что везём с собой надолго не хватит, а потому мы сами вскоре начнём голодать вместе с защитниками Смоленска. Надо бить ляхов в поле, как бы это ни было страшно даже после Клушина.

И всё же в Смоленск мы снарядили хороший обоз с хлебом, чтобы поддержать гарнизон и жителей. Сражаться, зная, что свои не просто рядом, но ещё и помогают, куда веселей. Правда, пришлось слать гонца в Москву, чтобы и нам снаряжали оттуда обоз. Иначе у нас самих скоро закончится провиант. В письме царю я сообщил, что кроме своего войска кормлю теперь и Смоленск, чтобы отсыпал побольше. Вот только найдётся ли достаточно в царёвых закромах, не знаю. Призрак голода всё время висел над страной, а уж о тяжких годах правления царя Бориса так и вовсе помнили многие.

* * *

Не заметить ухода запорожцев в ставке польского короля конечно же не могли. И когда его величеству доложили об уходе сечевиков он, естественно, впал в ярость и первым делом велел переловить их всех, а старшину притащить к нему аркане.

— Московитский князь верно поступил! — кричал король на шведском, позабыв о польском и тем более латыни. — Только так с этими хамами, свиными рылами и надо! На кол их! Всех на колы пересажаю!

Успокаивать короля в такой момент было бесполезно, все старались держаться от него подальше, пока приступ гнева не пройдёт. А не то запросто можно вместо казацкого полковника оказаться на колу.

— Жолкевского сюда! — выпалил король, однако гетман пришёл, когда Сигизмунд уже поуспокоился, и был способен мыслить рационально.

— Ваше величество, — приветствовал он короля низким поклоном. Спина не переломится, а пребывающий ещё в расстроенных чувствах Сигизмунд всегда был особенно внимателен к проявлению почтения к собственной особе.

— Хотел гусар, — бросил ему в ответ король, — бери. Догони и перебей эту казацкую сволочь! Старшин притащишь ко мне на аркане. Прав был московитский князь Скопин, хоть и выскочка он, на колах им самое место.

— Я возьму гусар, ваше величество, — кивнул гетман, — и размажу сечевиков, но это ослабит ваше войско здесь. Чем московиты не преминут воспользоваться. Ударят по станам, где стоит пехота, и тогда за исход боя никто не поручится. Без гусар выиграть его будет сложно, если victoria и вовсе будет наша.