Скопа Московская

* * *

Гонец из Смоленска примчался в бывший стан сечевиков, как только на стенах города заговорили пушки. Били не только с дальней стороны от нас стороны, где располагались подведённые близко к укреплениям шанцы с польскими батареями, но с южной стены. Поляки пошли в обход города по длинной дуге, чтобы обрушиться на бывший запорожский стан. Укрепить его за одну ночь так, чтобы враг не сумел взять этот гуляй-город, не удалось бы. Тем более что гонец заявил, ляхи переправляются на левый берег, собирая едва ли не всю свою армию в одни кулак.

Удержать запорожский стан против атаки всего польского войска нечего было и думать. Вот только это не было моей целью с самого начала. Я рассчитывал на гонор панов и их желание как можно скорее вернуть себе захваченное, и не прогадал. Сейчас вся королевская рать шла прямиком в расставленную ловушку.

Но и на правом берегу враг не сидел без дела. Из станов Дорогостайского и братьев Потоцких выдвинулись колонных пехоты. Это были не только пешие казаки и венгры, но и немецкие наёмники Яна Вейера, переправившиеся как раз на левый берег Днепра. Они шли ровными рядами, подняв пики, а массы стрелковой пехоты — казаков и венгерских гайдуков прикрывали из с фланга. В тылу же пряталась самая страшная сила — сотня крылатый гусар, которыми, как сообщили из Смоленска, командовал сам Якуб Потоцкий. Именно их я опасался сильнее всего. С наёмниками, казаками и гайдуками справиться можно, но вот гусары. В чистом поле эта сотня запросто может решить исход сражения.

Но выбора не было, пришлось засунуть страх куда подальше, и отдавать приказ. Запели трубы и рожки, заговорили, вторя им барабаны. Наше войско покидало стан князя Хованского. Под гром орудий, посылавших кованные ядра в ряды наступающих ляхов, из стана выходили такими же стройными рядами, как и немцы с той стороны, наши наёмники и шведы Делагарди. А вот сведённые в роты солдаты нового строя выглядели куда хуже. Как ни матерились офицеры с унтерами, отдавая команды на немецком, разбавляя его отборной русской бранью для пущей понятности, однако наши пикинеры с первого взгляда сильно уступали что вражеским, что союзным. Коробки, несмотря на недели муштры, болтались, ряды с шеренгами так и норовили рассыпаться, и унтера носились вокруг сбитых в очень условные прямоугольники русских баталий словно овчарки вокруг отары. И всё же каким-то чудом им удавалось идти вперёд примерно в том же темпе, что и шведской и немецкой пехоте. Стрельцы, занявшие позиции на флангах, шли пободрее, но им не привыкать. Тут же посошные ратники тащили рогатки, чтобы стрельцам было где укрыться от врага. От гусар они конечно не спасут, однако хоть какую-то уверенность привыкшим воевать из-за укреплений стрельцам придадут.

Поместную конницу пока держали в стане, чтобы враг не знал её настоящей численности. Да и выводить их в поле пока некуда особо. Ещё непонятно, куда им бить. Использовать дворян я решил против гусар, чтобы как и в прошлый раз, ударить по ним с фланга. Только так у нас появлялся хоть какой-то шанс. С другого фланга атаку дворянской конницы поддержат наёмные рейтары. Они-то как раз вышли в поле и демонстративно пустили коней шагом, ожидая действия вражеской кавалерии.

— Пока всё идёт неплохо, — пошутил я, хотя вряд ли стоявший рядом князь Хованский понял шутку. Он лишь кивнул в ответ и продолжил вглядываться в поле боя.

Мы с ним оставались в стане, вместе с князем Елецким. Когда надо будет, я сам поведу в атаку поместную конницу, но сейчас мне остаётся лишь наблюдать за тем, как воюют другие.

Немецкая пехота Вейера шагала вперёд, несмотря на потери. Валуев с Паулиновым, отвечавшие в войске за артиллерию, пристрелялись по наступающим баталиям и теперь ядра ложились куда надо, пропахивая борозды в рядах вражеских наёмников. А вот ответить тем было попросту нечем. Вся польская артиллерия была сосредоточена против стен Смоленска и вывести её оттуда не получилось бы, потому что по нашему уговору воевода Шеин устроил ляхам такой обстрел, что их пушкари в шанцах головы поднять боялись, не то что пушки выкатывать, чтобы поддержать наступление своей пехоты.

Но вот расстояние между прямоугольниками баталий стало слишком мало, и наши пушки замолчали. Пришло время для перестрелки. Казаки и венгерские гайдуки опередили стрельцов, дав первый залп. Они-то не тащили с собой рогатки, поэтому были куда мобильней. Но вот и стрельцы расположились на позициях, обтыкавшись по фронту деревянными «ежами» и просто кольями, которые спешно вколачивали в землю посошные ратники, пока сами стрельцы строились и готовились к ответному залпу. Жахнули они, надо сказать, знатно. Длинные ряды их буквально затянуло пороховое облако, откуда доносились только обрывки команд сотенных голов и десятников. Стрельцы успели обменяться ещё парой залпов с казаками и венграми, прежде чем пикинеры не сошлись, как говорится, накоротке.

Вот тут и началась настоящая проверка моих солдат нового строя. Я не мог видеть того, что происходило в тесных рядах сошедшихся почти вплотную баталий. Однако отчего-то был уверен, там сейчас очень жарко. Вспоминая все уроки, полученные во время многочисленных тренировок, вчерашние посошные ратники, тыкали и тыкали пиками во врага. Немцы отвечали им скупыми движениями настоящих военных профессионалов, не одну собаку съевших на этом деле. Унтера с обеих сторон работают алебардами, перехватывая вражеские пики, давая возможность солдатам ударить открывшегося врага. Порой всего лишь мгновение, но этого бывает достаточно, чтобы острие пики вошло в горло, выше горжета, или просто ткнуло в лицо, заставляя отшатнуться из-за боли и хлынувшей крови. Этого достаточно, чтобы выбить из строя, ослабить вражескую позицию. Баталии кажется топчутся на месте, замерли, словно два борца, примерно равных по силам, упёршихся пятками в землю, не желающих уступить противнику ни пяди.

Стрельцы с нашей стороны и казаки с венграми с другой поддерживали баталии огнём, но без особых результатов. Поспешные залпы выбивали одного-двух человек, не больше, да и то не всякий раз. От пищалей и мушкетов особо толку нет, даже на такой вроде бы убойной дистанции.

— Должны, — шептал я, — должны они сорваться. Не удержатся же.

— А ежели ляшские немцы наших передавят? — спросил Хованский. — Они-то покрепче будут.

— Должны наши устоять, — заверил я скорее себя, чем его. — Должны, — повторил, но уверенности в собственных словах не чувствовал.

Словно в ответ на мои слова первые ряды солдат нового стоя начали рассыпаться под натиском врага. Не было у вчерашних посошных ратников, имеющих боевой опыт лишь в осаде Царёва Займища, достаточно стойкости, чтобы выдержать напор опытных наёмников, прошедших горнило ни одной военной кампании, закалённых и спаянных в единое целое дисциплиной и кровью. И что хуже всего, у наших солдат в первых рядах не было никакой защиты — только толстые тегиляи, да у одного-двух на шеренгу кольчуги, которые так и вовсе почти не спасали от удара пикой. Немцы же из первых рядов почти все могли похвастаться кирасами, отчего нашим солдатам приходилось совсем уж солоно. И уже никакие окрики и мат осипших офицеров не могли остановить рассыпающуюся баталию солдат нового строя.

Я не винил никого. Ни умиравших сейчас под немецкими пиками, ни тех, кто бросал оружие и пытался сбежать, ни пытающихся остановить их офицеров, которые делали просто невозможное. Но они не могли совершить чуда. Баталия разваливалась на глазах.

Признаться, я ждал этого куда раньше. Не рассчитывал на то, что солдаты нового строя в первом же полевом бою справятся с опытными немцами. Однако они простояли куда дольше чем я мог даже мечтать. И теперь осталось дождаться атаки гусар. А она должна быть. Обязательно! Не сможет удержаться Якуб Потоцкий, не пропустит такую шикарную возможность одним ударом рассеять весь фланг, открывая немцами дорогу практически в тыл баталиям Делагарди. И гусары не подвели!

Во вражеском стане запели рожки, и сотня крылатых гусар начали медленный разбег, чтобы зайти во фланг рассыпающейся баталии. Всё верно. Они легко сомнут и рассеют стрельцов, даже прикрытых рогатками. Те вовсе боя не примут, поспешат в лагерь, под более серьёзную защиту. Тогда гусарам никто не помешает обрушиться на фланг и без того рассыпающейся баталии солдат нового строя, смять, растоптать конями, нанизать на копья. Всё как они любят.

— Коня мне, — велел я и обернулся к Хованскому. — Ты, Бал, снова в стане остаёшься, проследи, чтобы Валуев с Паулиновым всё проделали как надо. Ну и ежели что, сам знаешь.