Скопец, сын Неба

К тому времени, когда небо над Изреельской долиной становится агатовым и покрывается алмазами, костер весело трещит, выбрасывая искры вверх. В его свете лица сидящих вокруг мужчин кажутся желто-красными с резкими черными тенями, будто африканские маски демонов, собравшихся в диком поле под покровом ночи на ритуальный шабаш.

– Ну вот, светло и тепло, почти как в доме, - тихо говорит Петр хмурому брату.

– Еще бы поесть чего-нибудь.

– Еда как женщина. Чем больше о ней думаешь, тем сильнее хочешь. Думай о чем-нибудь другом.

Андрей пытается думать о другом. И почему он не купил еды в Наине, ведь своя ноша не тянет рук? Наверное, правильно говорит Иисус: все хлопоты человека только о свободе. Богатство, власть, слава нужны людям ради свободы быть собою. Ради свободы человек приобретает знания, и даже ест он ради свободы. Вот почему, когда он сыт, ему кажется, что он навсегда освободился от голода. Вот почему, имев близость с женщиной, он уже не хочет даже смотреть на нее. Он стал свободен. И почему Андрей не прихватил вчера про запас головку сыра?

Иоанн ложится на мягкую траву животом вниз, опершись на локти, и готовится слушать новую симфонию учителя.

– Сыт ли ты, Петр?
– вдруг спрашивает Иисус.

Петр отрывается от собственных дум, и первое удивление от такого вопроса сменяется на его лице оскорбленным выражением.

– Разве ты не знаешь, учитель, что я, как и все остальные, не имел и крошки во рту со вчерашнего дня?

Иисус смотрит на него печально и сурово повторяет, будто не слышал ответа:

– Сыт ли ты, Петр?

Рыбак на мгновение теряется, а поняв, что вопрос заложен глубже житейской фразеологии, недоуменно смотрит на него, ища достойной глубины ответ.

– Учитель, я насыщаюсь твоими словами.

– Сыт ли ты, Петр?
– раздается с надрывом в третий раз.

И это повергает его в панику. Он не может угадать ответ, его фантазия исчерпана. Петр вопросительно смотрит на остальных, ища у них подсказки, но встречает лишь сочувственные и выжидательные взгляды. Это его экзамен, ему и отвечать. В отчаянии он произносит самое простое:

– Нет. Я умираю с голоду, - и ждет страшного приговора.

Наступает пауза.

– Оставайся всегда таким, - раздается торжественный голос.

Петр вздыхает с облегчением.

– Умирай с голоду, Петр, во все дни свои. Только так достигается Царство Небесное. Сказано: стучите - и вам откроется. Но сытый не стучит в эту дверь, ибо уже получил свою награду. Только голодный, которому всего мира мало, чтобы насытится, ищет Царство Небесное. Ищет, как вы сейчас ищите хлеб. И не находит, как вы сейчас не находите. Царство Небесное не для тех, кто заснул в этом мире в обжорства. Оно для тех, кто проснулся в этом мире от голода и уже не может заснуть. Царство Небесное для алчущих. И пока не оставишь этому миру все до последней капли человеческого, не войдешь туда. Вам кажется, что вы отдали уже многое, - и люди называют вас неудачниками, и безумными, и пустыми людьми, но говорю вам, что вы отдали еще не все. Есть вам что еще отдать. Сделайте все так, - Иисус поднимает свои ладони вверх, будто держит книгу перед собой, - и посмотрите на свои руки.

Петру его ладони напоминают пятипалые листья винограда с картой жизни на них. Все остальные тоже смотрят в свои ладони, словно читают их.

– Пусты ли твои руки, Петр?

Наученный горьким опытом, он осторожно отвечает:

– Так-то они пусты. Но ты ведь о другом говоришь?

– О другом.

– Тогда, думаю, они не пусты.

– Никогда не пусты! Ибо в них все еще твоя жизнь. И ты чувствуешь эту тяжесть. Когда руки твои и тело станут легче воздуха, воспаришь ты к Небу и узришь свет чистого Духа.

Петр проверяет свои руки на вес.

– Непросто это сделать, - говорит он.

– Узки врата и тесен путь в Царство Небесное. Душа не тоньше ли всего на свете? Кто взвесил мысль и измерил чувство? Каковы размеры слова? Язык проникает во все, достает звезды и заглядывает под землю. Мельчайшая из вещей - пыль. Но раздроби этот прах на тысячи частей, - язык будет и там. Нет сокрытого для языка, ибо весь мир есть лишь язык. Но одно сокрыто - Царство Небесное, ибо Дух тоньше души, легче мысли, меньше чувства. Поэтому повторяю вам, Небу нет имени. Черна и тиха эта ночь. Ничего не видно в ее тьме и ничего не слышно в ее тиши. Но говорю вам: тьма и тишина - это все еще язык. Вы видите пустоту и слышите тишину. Небо - пустее пустоты и тише тишины. Только Святой Дух там. Отыскавший его испытывает великую радость и спешит поделиться ею с другими, ибо насытился. Знающему не нужна вера, насытившийся не ждет хлеба с небес, ибо награда, которую он получил, - больше человеческого. У него - Царство Небесное. Отныне имя ему - сын Неба. Как же я хочу, чтобы и вы нареклись так!

– Что мне сделать для этого?
– горячо отзывается Петр.

Иисус благодарно смотрит на него.

– Уже приблизилось к тебе Небо, ибо ты начинаешь стучаться в него. Стучись, Петр! И не смотри ни на кого. Будут порицать - не слушай, будут хвалить - не замечай. В Царство Небесное входишь один. Зови за собой других, но не жди. Чтобы не стало твое ожидание твоим лицемерием. Не жди, как я вас не жду. А сегодня благословляю тебя идти первым среди оставшихся.

– Я готов, учитель!

– Хорошо.

– Я тоже готов, учитель!
– восклицает Иоанн.

– Знаю, что хочешь, но еще не готов, - говорит Иисус.
– Не огорчайся. Впереди - только Царство Небесное. Вот о чем всегда помни.

– Это радость для меня каждый день! Я просыпаюсь с этим, учитель! - Иоанн хочет оправдаться перед Иисусом и вернуть себе первенство, которое до сих пор считал своим по праву любимого ученика.

– Слишком много в тебе еще любви к человеческому, мой мальчик. Грешники более всех любят этот мир, рабам дороже всего жизнь. Как с такой любовью погубить свою душу ради Святого Духа? Придут в этот мир многие лицемеры, которые будут учить людей отдать жизнь во имя свободы. Не путайте меня с ними. Говорю вам, не во имя свободы других отдаешь жизнь, но ради самой свободы, которую сразу же и получаешь. Ради себя, только ради собственной свободы умираешь ты. Не путайте меня с этими волками в овечьих шкурах, которые учат вас умирать во имя чего-то. Только ради самих себя учу я вас умирать! Только ради своей свободы!

Наступает пауза, в которой слышно только потрескивание костра.

– Помните, говорил я вам: Царство Небесное даром дается. Не во имя жалких человеческих ценностей умирайте вы, не во имя человеческих святынь и человеческих богов, но ради себя.
– Иисус обводит взглядом всех сидящих и возвращается к Иоанну.
– Вот почему, мой мальчик, тебе еще нужно время. Слишком много в тебе человеческого. Но говорю тебе: кому много дано, с того много спросится. И с тебя спросится больше всех из сидящих здесь.

К юноше возвращается чувство первенства. Он горд тем, что с него спросится больше всех, даже не сознавая, что учитель сейчас ему напророчил самую горькую жизнь, горькую, как его Апокалипсис.

– Учитель, - не выдерживает Симон, - а за детей своих можно умереть?

Иисус вместе с ним вспоминает живую, глазастую девочку, которая не отрывала от него заинтересованного взора.

– Можно и нужно! Странно было бы, если бы ты смотрел, как гибнут твои дети, спасая свою жизнь. Так поступают звери, сохраняя себя ради новых детенышей. Но зверь безусловно любит себя, а человек уже нет. Осталось ему и вовсе разлюбить себя, чтобы стать сыном Неба. Лучше тебе не иметь детей, но если имеешь - они часть тебя. Вдвойне должно тебе умереть за них, ибо они еще не пришли к Царству Небесному, а ты уже пришел и получаешь его даром.