Скорость
Шрифт:
Чьи-то руки попытались распеленать его. Освободили немного тело, голову. Он с трудом приоткрыл глаза. Полоса яркого света из дверей помогла ему узнать лицо Чибис. Оно было совсем рядом. Глаза широко открыты. Брови на взлете. Лишь губы почему-то скорбно сжаты. Никогда еще Александр Никифорович не видел их такими. Он даже хотел спросить у нее, что случилось, но не смог. И опять окутали все тело противные сети. Опять уплыли куда-то звуки и потонули в глухом безмолвии…
Очнулся Александр Никифорович в маленькой комнате медицинского пункта. Ему было холодно. Женщина-врач держала над ним шприц, с иголки которого сбегали
— Лежите, больной, спокойно, — сказала она строгим голосом и взяла его за руку возле кисти.
У стола, облокотившись на спинку стула, сидел Юрий. Голова виновато опушена. Завиток черных волос будто прилип к гладкому коричневому лбу.
«Ну, что, не все еще высказал?» — хотел спросить его Александр Никифорович, но губы не слушались. Они были совсем чужими, и руки почему-то казались невероятно тяжелыми. Только нижняя челюсть не переставала подрагивать от озноба.
Юрий сидел неподвижно и глядел себе на ноги. Александру Никифоровичу хотелось увидеть глаза сына. По глазам он без труда узнал бы все его думы. А впрочем, зачем ему это? Ведь реплик все равно не вернуть. Их слышали все, их записали в протокол, даже еще подчеркнули, наверно, красным карандашом.
Напрасно он все-таки ушел с собрания. Следовало, пожалуй, стоять на своем до конца. Тогда бы, может, и не произошло с ним никаких неприятностей. А то ведь расписался, как самый дряхлый старик. Позор! Врач отпустила руку больного, ушла к столу. Даже в этот момент Юрий не поднял голову. «Значит, переживает, негодник», — подумал Александр Никифорович.
В дверях появился Алтунин. Долго смотрел на больного, потом повернулся к врачу, спросил полушепотом:
— Серьезно?
— Пока трудно сказать. Посмотрим.
Алтунин подошел к дивану. Встретив усталый взгляд больного, многозначительно кивнул ему:
— Ничего, бодритесь! — И после небольшой паузы добавил: — Вы нам еще очень нужны, Александр Никифорович.
«Вижу, как нужен, — проплыло в голове у Сазонова-старшего. — На собрании так никто голоса не подал в мою сторону. Будто не слышали». Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. А когда открыл, в комнате, кроме врача, никого уже не было.
4
В этот вечер Кирюхин с женой уехал на дачу к Гриню. Это была даже не дача, а простой бревенчатый дом без веранды, с обычной деревенской пристройкой для птицы и прочей живности. Хозяйничала здесь теща Гриня, старая, сутуловатая, но еще довольно подвижная женщина.
Сергей Сергеевич приезжал сюда уже неоднократно. Жилище ему не нравилось, потому что было очень тесное, с низким потолком и постоянным куриным запахом. Зато неподалеку имелось озерцо, и в душное время в нем можно было покупаться, потом свободно разгуливать в пижаме или в одних трусах, наслаждаясь прохладой.
Сейчас Сергей Сергеевич и Гринь, оставив жен в доме за самоваром, вышли к озерцу без кителей в расстегнутых рубашках. Вокруг было темно и так тихо, что слышалась возня лягушек в осоковых заводях. Иногда, как взрыв, раздавался шлепок в воду и разносилось вокруг звонкое «курлы-ке-ке». Потом опять все затихало.
С холмика, на котором стояли спутники, было видно, как в воде отражался весь купол усыпанного звездами неба. В воде звезды казались почему-то более крупными, чем в небе, и
походили они на живые существа, готовые каждую минуту затрепетать, как ночные бабочки.— Эх, и красотища же тут! — мечтательно сказал Гринь, первым опускаясь на траву. — Сколько смотрю и не могу насмотреться. Волшебство природы!
Но Кирюхину не терпелось узнать новости, привезенные Гринем из Широкино, куда тот ездил уже вторично, чтобы прощупать обстановку на Егорлыкском участке.
— Ну, как, удачно съездили?
— Не то, чтобы очень, но фактов набрал, — сказал Гринь приглушенным голосом, словно боялся, чтобы не подслушал его кто-нибудь посторонний. — У них, оказывается, в депо завал явный на этом участке. С графиком движения тоже не все ладно. Особенно с обработкой маршрутов задержки бывают. Два предупреждения от начальника дороги получили. Но, видите ли… — Гринь помолчал, собираясь с мыслями, потом прибавил: — В этом они вроде как нас обвиняют. Говорят, мы им нервозность создаем, узлы забиваем.
— Ах, вон что! — дернулся Кирюхин. — Перевалить вину, значит, хотят. Нет уж, не выйдет!
Он взял попавшийся под руку комок земли и бросил в осоку, где по-прежнему мирно возились лягушки. На середине озера что-то бултыхнулось тяжелое и скользкое. Звезды в воде вздрогнули, затрепетали и долго не могли успокоиться.
— Сом гуляет, — поднявшись на корточки, сказал Гринь. — Днем под корнями сидит, а ночью гуляет.
Кирюхин промолчал, будто не расслышал собеседника. А когда тот начал делиться с ним своими прежними наблюдениями за сомом, решительно остановил его:
— Обождите, батенька, про сома потом. Говорите, что еще привезли из Широкино?
— Что же еще, — раздумывая, вздохнул Гринь. — Еще привет вам душевнейший и, само собой, приглашение от Андрея Сергеевича. Да ведь оно и грешно вам, Сергей Сергеевич, не съездить после такой продолжительной разлуки. Родной брат все-таки.
— Это верно, — басовито прогудел Кирюхин и опять бросил комок земли в осоку. Он думал, что Гринь сразу же изменит тему разговора, а он, как назло, принялся рассказывать о том, какой Андрей Сергеевич приятный человек и сколько в нем схожего с ним, Сергеем Сергеевичем.
— Насчет схожести это вы зря, — возразил Кирюхин. — И вообще брат братом, а дело делом. Вы мне факты для письма давайте. — Он хотел еще что-то сказать, но издали донесся голос Нины Васильевны:
— Эй, мужики! Где вы пропали? Уж не русалки ли вас в озеро утянули?!
Положив листы протокола на стол, начальник депо сказал с сожалением:
— Лучше бы, конечно, присутствовать лично. Записи полной картины не раскроют.
— Посмотрим, — ответил Кирюхин, а про себя подумал: «Может, здесь-то и схвачу я вас за рога, товарищ Алтунин».
Эта мысль осенила его еще утром, когда Сахаров сообщил ему по телефону о сердечном приступе Александра Никифоровича.
Кирюхин сразу же, отложив дела, заторопился в депо, чтобы немедленно выяснить подробности далеко не случайного, по его мнению, происшествия. Расположившись в кабинете Алтунина, он потребовал предоставить ему записи всех вчерашних выступлений. Записи были черновыми, не очень ясными. Но это начальника отделения не смущало. Он даже был доволен тем, что застал протокол в первозданном состоянии, когда никто еще не успел ничего ни изменить, ни сгладить.