Скорость

— Бросьте выдумывать! — махнул рукой Сергей Сергеевич. Но брат остановил его:

— Ты, Серега, не горячись. Он правильно тебе говорит. Нынче на одних тяжеловесах далеко не уедешь. Осваивать нужно новое.

Сергей Сергеевич сунул пальцы в бороду, насмешливо скривил губы.

— Ну и осваивай. У тебя старый талант на эти упражнения. А я ради экспериментов рисковать планом перевозок не буду.

— Ничего, будешь. Жизнь заставит.

Сергей Сергеевич промолчал, а про себя подумал: «Я подожду, когда ты освоишь это новое. А пока мне участок забрать нужно. Это поважнее».

* * *

От брата Кирюхин вернулся в понедельник утром. Настроение было неважное. А тут — новая неприятность. Ночью, на седьмом перегоне, перед станцией Маячная чуть было не произошло крушение из-за того, что оголовок цементной трубы под полотном разрушился и путь просел. Счастье, что машинист подходившего к месту аварии поезда оказался бдительным.

— А кто именно? — спросил Кирюхин у Галкина, который первым докладывал о происшествии.

— Сазонов Юрий.

— Молодец. Подготовьте благодарственный приказ. Немедленно.

Галкин согласно кивнул, но не ушел.

— Еще хочу сказать о Ракитиной.

— Чего, чего? — не понял его Кирюхин.

— О Ракитиной Римме Борисовне, — повторил Галкин. — Она хотела отстранить Сазонова от рейса за то, что он доказывал необоснованность увеличения веса поезда.

Кирюхин изменился в лице.

— Как то есть доказывал? Он кто, инспектор?

— Но Сазонов был прав, — сказал Галкин. — Он видел, что два локомотива идут резервом.

— А вы проверяли?

— Да, сам лично.

— И все равно… Кто командует движением, диспетчер или какой-то птенец без крыльев?

— Напрасно вы так говорите, — возразил Галкин. — Сазонов — лучший машинист. Он более двух лет работает без единого брака и по экономии топлива сейчас первое место держит.

— Интересно у вас получается, — скривил губы Кирюхин. — Лучший, первый, а с диспетчерами спорит.

— Так я же говорю, что Ракитина не должна была… И вообще с тяжеловесными не все у нас ладно. Один проведем, а десять задержим.

— Не задерживайте. От вас зависит.

— Когда от нас, а когда и нет. Порядок ведь. — Галкин повертел блокнот, сказал раздумчиво: — Давайте обсудим этот вопрос. Соберем диспетчеров, машинистов.

— Конечно, будем разговорами заниматься, людей отвлекать от дела.

— А как же? В Москву что ли предложения посылать?

— Вот туда и шлите, — сказал Кирюхин и выключил настольный вентилятор. — Там специально люди сидят, чтобы все эти штучки обдумывать. А у нас, батенька, план. Да, да. Можете считать меня зажимщиком, бюрократом. Как угодно. Только заниматься сомнительными экспериментами я не намерен.

— Почему же сомнительными?

У Галкина, как всегда, волосы спадали на гладкий мальчишеский лоб. И он легким движением головы отправлял их обратно. Кирюхин не выдержал, раздраженно крикнул:

— Берет бы что ли купили! И, пожалуйста, поменьше предлагайте! Предлагать каждый может! В дело вникать лучше надо. О тяжеловесных поездах болтаете, а сколько вы их провели на прошлой неделе? Молчите? А с машинистами-тяжеловесниками как работаете? Хоть одного к поощрению представили? Так-то вот, батенька!..

15

Взвалив на плечи тяжелый дубовый стол, Сазонов-младший неторопливо поднимался на второй этаж по широкой цементной лестнице. Расставив руки и подогнув голову, он глядел себе под ноги и потому не заметил спускавшегося навстречу Мерцалова:

— Отдохни, старатель! — сказал тот, грубо заступив дорогу.

Юрий опустил ношу на ступени, положил руку на крышку стола. Крышка была со старинной резьбой по бокам, единственная во всем депо. Да Юрий и не собирался утаивать того, что стол этот Лидин и что нес он его, желая помочь ей побыстрей перебраться на новое место.

— А ты чего же опоздал? — спросил он Мерцалова. — Не знал что ли?

— На тебя надеялся.

— Да я что… Я случайно… Зашел, а тут переселение. Вот и…

— Знаю. Ты и на мосту ее встречаешь случайно. И на квартиру визиты делаешь тоже случайно.

— Брось, Петр! — рассердился Юрий. — Не такая она, как ты считаешь.

— Ее не трожь, она ни при чем, — сказал Мерцалов, наливаясь гневом. — Это ты заходы делаешь.

— Когда-то делал, — признался Юрий. — А теперь ни к чему.

Мерцалов не понял его слов. Ему показалось, что Сазонов-младший намекнул на что-то очень оскорбительное. И большое лицо его перекосилось. Какую-то долю минуты стоял он в угрожающей позе, тяжело дыша и ворочая злыми глазами.

Юрий не вытерпел, чистосердечно выпалил:

— Ну, что ты смотришь? Ну любил я ее. Не скрываю. И никакой тут у тебя обиды, как я понимаю, не должно быть.

Мерцалов придвинулся вплотную.

— Не должно, говоришь? Так чего же ты, подлец, сатиру на меня сочиняешь? Доказать хочешь, что выше стоишь, а?

— А ты не громыхай, — повысил голос Юрий. — Побереги свои клавиши к вечеру. Вечером объяснимся.

— Вечером? А сейчас боишься?

Шаги и голоса внизу прервали ссору. Мерцалов сразу хотел уйти, но Юрий взял его за рукав.

— Обожди, Петр, не торопись… Теперь сам бери стол. Уступаю.

Мерцалов не ожидал этого и даже почувствовал некоторую неловкость. Однако рассуждать не было времени. Внизу на лестнице показались Лида и Тамара Васильевна Белкина. Обе со связками бумаг и чернильными приборами. Увидав Петра, Лида воскликнула:

— Вот чудо! Брал стол один, а несет другой. Когда это вы обменялись любезностями?

Петр промолчал, как будто не расслышал.

Новое помещение, куда перевели техников-расшифровщиков, было гораздо просторнее и светлее старого. Широкое окно глядело в сторону путей, где стояли составы. Правда, отсюда нельзя было увидеть, как выходят из деповских ворот готовые к рейсам локомотивы. Зато каждый грузовой поезд представлялся как на экране. Ни один пассажирский не мог теперь проскользнуть незамеченным из окна.