Скорость

Перед Дубковым неотступно маячила упрямая фигура зятя, уходившего прочь по раскаленному солнцем междупутью. И в голове мучительно сверлило: «Неужели так и не удастся поговорить с ним до вторника? А ведь нужно, очень нужно».

Минут через тридцать Роман Филиппович снова вышел на пути, внимательно посмотрел во все стороны: «Авось человек одумается и придет?» Нет, напрасны были его ожидания.

Солнце тем временем продвинулось еще дальше, к западу. Появились тени от зданий и вагонов. А духота, казалось, давила пуще прежнего. И запах разогретого мазута неослабно бил в ноздри.

На краю неба все так же маячили бугристые облака. Только теперь они стали гуще. «Хорошо, — подумал Роман Филиппович, — может жары такой не будет».

* * *

Весь этот день Евдокии Ниловны дома не было. Она еще утром уехала к маленькому Сереже и задержалась там дольше обычного. В другое время Роман Филиппович, вернувшись с работы, непременно позвонил бы ей, напомнил о себе, пошутил бы, что соскучился. А на сей раз молчал: надеялся, что она уговорит молодых удостоить своим посещением Семафорную. Все же с ней Петр ни разу не ссорился.

Но приехала хозяйка одна. Приехала уже в сумерках, очень усталая и чем-то взволнованная. Наскоро сбросила косынку, отыскала шлепанцы и торопливо прошла в большую комнату. Роман Филиппович спросил ее сочувственно:

— Видно и тебя не балует зятек-то?

Евдокия Ниловна махнула рукой.

— Постой, Роман, не сбивай с толку.

Она распахнула дверцы шкафа и принялась что-то разыскивать.

— Да что случилось? Объясни!

Ответа не последовало. Хозяйка старательно искала что-то в своей старинной бархатной сумке, расшитой мелким бисером. И вдруг нашла, радостно всплеснула руками:

— Какие же мы, Роман, с тобой дурни! Внуку-то полгода завтра исполняется!

— Полгода? — переспросил Роман Филиппович. — А ну-ка, ну-ка?

— Так вот запись имеется! Ах нет, ошиблась, — притихла Евдокия Ниловна. — Не полгода, а пять месяцев.

— Ну все равно, — оживился Роман Филиппович, счастливо потирая ладонь о ладонь. Он радовался тому, что появился повод для нового разговора с зятем. Взяв у жены тетрадный листок с записью, он подошел с ним к висевшему на стене календарю, посчитал для верности на пальцах и заторопился к телефону.

— Слушайте, папаша с мамашей! — зашумел он в трубку. — Что же получается. У сына полугодие, а вы…

— Чего ты мелешь, — дернула его за рукав Евдокия Ниловна. — Не полугодие, а пять месяцев.

— Обожди, не мешай, — отмахнулся Роман Филиппович и снова в трубку: — Да, да, маленькое полугодие… Так даже в старинных святцах было записано: шесть месяцев — большое полугодие, а пять — малое.

— В каких таких святцах? Где ты их видел? — не переставала возмущаться Евдокия Ниловна. Но Роман Филиппович не обращал на нее внимания. Он за несколько минут столько наговорил Петру о значении маленького полугодия, что у того даже голос изменился.

— Тогда, что же, тогда я не знаю, — послышалось в трубке. — Вон Лида пусть думает.

Роману Филипповичу как раз этого и нужно было. Нисколько не раздумывая, он предложил забыть все обиды, выехать утром в Заречную рощу и там, на лоне природы, провести с внуком весь выходной день. Чтобы не беспокоить молодых слишком рано, он даже хлопоты о такси полностью взял на себя.

— Какой ты прыткий, — сказала Евдокия Ниловна, когда муж опустил трубку. — А может, Лида не захочет в Заречную? Или погода испортится?

— А ты не гадай на кофейной гуще, — сказал Роман Филиппович, браво подкручивая усы. — Сама ведь затеяла.

— Да разве я… Ох, а ну тебя к лешему!..

— Вот и правильно, — засмеялся Роман Филиппович.

13

Едва Дубковы успели подъехать к дому, где жили молодые, как те уже в полном сборе вышли навстречу машине. Маленький Сережа был одет по-праздничному, во все голубое. Веселые глаза его светились, будто он понимал, по какому поводу затеяна эта поездка.

«Победа» сперва неторопливо бежала по главному проспекту, потом, в конце города, свернула вправо на мост через реку. Евдокия Ниловна с малышом сидела впереди, остальные — в глубине кабины. Роман Филиппович время от времени заглядывал в лицо дочери. На щеках у нее играл румянец. Вольно трепетали на ветру светло-золотистые волосы. Только глаза почему-то были задумчивы. И это не нравилось Роману Филипповичу. У него уже в который раз возникло подозрение: «Не обижает ли ее Петр?» Но не было еще случая, чтобы она пожаловалась на него отцу или матери. «Значит, все в порядке», — попытался успокоить себя Роман Филиппович. И все же опять думал: «А может, скрывает, не хочет расстраивать? Ведь знает, что и без этого у меня с Петром отношения натянутые».

Остановились на берегу реки, под столетними вязами. Уснувшего в дороге Сережу осторожно уложили на капроновый матрасик. Быстро соорудили над ним шатер из палок и марли. Лида успела тем временем раздеться и, никого не дожидаясь, убежала к воде. Яркий сиреневый купальник, плотно облегавший ее красивую фигуру, мелькал теперь среди залитых солнцем таловых зарослей. Вот она весело помахала рукой.

— Петя-я-я!

А Петя сидел еще на траве и расшнуровывал ботинки. Евдокия Ниловна шутливо толкнула его в плечо:

— Не слышишь, что ли? — и сразу повернулась к Лиде, забеспокоилась: — Ты смотри, дочка, не очень раскупывайся. Освежись, да и хватит!..

Но Лида только улыбнулась и, отважно рассекая ладошками воду, легко поплыла к песчаному острову, желтым горбом торчавшему над синей гладью.

Петр, увлеченный спортивным азартом жены, не раздумывая, бросился в прохладные речные струи и забарахтался в них, довольно пофыркивая.

Евдокия Ниловна забеспокоилась еще сильнее:

— Ну, покричи ты им, Роман, чтобы не заплывали. Чего молчишь-то?

— Да пусть покупаются, — добродушно ответил тот. — Охота ведь.

— Так нельзя же Лиде. Кормит она. Застудиться может.

— Может, может, — недовольно заворчал Роман Филиппович. — Раньше нужно было думать об этом. А теперь, как я их верну? Катера у меня нет, глиссера тоже.

— Эй, папаша! — послышался вдруг чей-то незнакомый голос. — Для такого случая возьмите у нас лодочку. Свободная.

Только теперь Дубковы заметили, что неподалеку от них, за кустами шиповника, на солнцепеке, сидели два молодых парня с девушками. Парни были в трусах, девушки — в одинаковых полосатых купальниках и одинаковых желтых шляпах с широкими полями.