Скорость

— Ну что ж, приеду из Москвы, на бюро горкома вызовем. Там не уклонится. — Помолчав, спросил: — А как Сахаров себя чувствует?

— Он слишком самоуверен, ничего не хочет понимать, — сказал Зиненко и, подняв ракушку, потер ее пальцем.

Позади у самого берега бултыхнулся окунь, красным плавником, будто ножом, полоснув по водяной глади.

— Вот черт! — удивился Ракитин. — Бредешком бы его сейчас.

Окунь, как назло, еще раз неторопливо прошел по отмели, показывая крутую зеленоватую спину. Когда он исчез, Борис Иванович досадливо крякнул и снова повернулся к Зиненко.

— Так говоришь, не хочет понимать? А на вид он вроде думающий.

— Это лишь на вид, — сказал Зиненко, не переставая тереть пальцами ракушку. — Мне вначале тоже казалось: энергичный, настойчивый, за человека в огонь и в воду пойдет. Нет, Борис Иванович, вин сам боится, щоб поясок на штанцах не лопнул от натуги.

Послышались далекие звуки горна. Вероятно, в лагере объявили какой-то сбор.

— Эх, Аркадий! А нам с тобой все-таки влетит, — спохватился Ракитин и стал поспешно одеваться. Зиненко, бросив ракушку, тоже потянулся к одежде, сложенной под кустом на камне.

Обратно шли ускоренным шагом. Шли по самой кромке обрыва по замшелым камням и торчавшим из-под земли корневищам. Внизу тихо шуршала о гравий вода. На противоположном берегу загорали купальщики.

У поворота реки, где стояла главная арка дома отдыха, перед Ракитиным и Зиненко неожиданно, будто из-под земли, появился раскрасневшийся Митя. Он был в мокрых трусах и такой же мокрой майке. Волосы растрепаны.

— Ты как попал сюда? — удивился Борис Иванович.

Митя замялся и на всякий случай отступил от отца подальше.

— Переплыл, что ли? — допытывался Борис Иванович. — Ну, ну, говори?

Но его перебила показавшаяся из-за кустов Полина Поликарповна. Увидев Митю, она испуганно всплеснула руками:

— Боже мой! На кого он похож! Нет, я не могу смотреть на него.

— Обожди, — остановил ее Борис Иванович и снова повернулся к сыну: — Так что же ты молчишь? Если переплыл, значит, переплыл!

— Не переплывал я, — энергично замотал головой Митя.

— А как же?

— Я место знаю… До подбородка всего… Вон там, где мы с отрядом спутники запускаем.

— Какие спутники?

Митя переступил с ноги на ногу, улыбнулся.

— Да чего ты с ним разговариваешь, — опять вскипела Полина Поликарповна. — Мелет он чепуху всякую.

— Ну, вот что, — строго сказал Борис Иванович, — сейчас мы с тобой пойдем в лагерь и там разберемся.

— Так он же грязный, — заволновалась мать. — Давай хоть я его помою немного. — Она взяла сына за руку и увела к реке. Ракитин посмотрел на Зиненко и на Римму, которая только что подошла и, прижимая к груди белые ромашки, весело потешалась над братом.

— Видели, каков орел?

— Чудесный, — сказала Римма. — Только не надо его в лагерь. Пусть с нами побудет.

— Да ты что? Там уже, наверно, тревогу подняли.

Спустя минут двадцать, когда Митя был умыт и причесан, Борис Иванович посадил его в лодку дяди Емельяна и повез на тот берег. Вез неторопливо. Время от времени отпускал весла и, прищурившись, поглядывал в загорелое, густо усыпанное веснушками лицо сына. А тот, забыв обо всем, зачерпывал в ладони воду и весело подбрасывал ее кверху. Прозрачные горошины брызг, падая, кололись о дощатые сиденья и о голые Митины колени.

Борис Иванович с удовольствием следил за быстрыми движениями сына, подшучивал:

— Смотри, друг, не нырни за борт. А то за ноги ловить придется.

Пристали к берегу возле заросшего кустарником мысочка. Лодку привязали к дубовой коряге. А когда вошли в лес, Ракитин лицом к лицу встретился с Алтуниным.

— Ба-а-а, кого вижу! Сам тепловозный король в лесном царстве.

Он хотел пошутить: «Нет ли тут еще сказочной королевы?» Но хорошо, что воздержался. Королева — Елена Гавриловна Чибис — стояла неподалеку в новом светлом платье, с букетом цветов и смущенно улыбалась, как девчонка.

Ракитин вначале не знал, как быть. Но взял скоро себя в руки и весело сказал:

— Слушайте, товарищи, я теперь не удивлюсь, если даже тепловоз в кустах увижу.

— К сожалению, тепловоза нет, — развел руками Алтунин. — Но иметь его здесь — проблема вполне осуществимая.

Начальник депо говорил серьезно. И Ракитин тоже перешел на серьезный тон.

— Так, что же вы конкретно предлагаете?

— Детскую железную дорогу, — спокойно ответил Алтунин. — Берег тут высокий, незаливной. А где низины попадутся, насыпь сделаем.

— Это идея! — задумался Ракитин. — И, пожалуй, весьма заманчивая.

Подошла Елена Гавриловна, подсказала:

— В таком случае нужно расширять лагерь. Не дачников же возить на детском поезде.

— Правильно, — согласился Ракитин. — Лагерь нужно расширять. В горисполкоме уже есть такое решение. Словом, сделаем настоящий лесной городок.

— А управлять поездами кто будет? — спросил Митя, жадно ловивший каждое слово взрослых.

— Вы, — сказал ему Алтунин, — сами будете водить, сами за дорогой ухаживать. Полная ответственность.

— Вот здорово! — обрадовался Митя.

А Ракитин уже старался представить, где примерно лягут отливающие синевой рельсы, где вырастут теремки станций и как среди густой зелени дубов засветятся приветливые глаза светофоров.

22

За окном давно стемнело. Римма сидела в диспетчерской. Из репродуктора доносились то усталые, то бодрые голоса…

— Тридцать пятый прошел Тростянку!

— Сто двадцать четвертый принят на третий путь!

— Кто говорит? — спросила Римма в микрофон, стоявший рядом с коричневой коробкой репродуктора.

— Степная.

— Знаю, что Степная. Фамилию спрашиваю?

— Дежурный Стрепетов.

— Ясно! Снимайте бригаду на отдых. И еще вот что, Стрепетов. Машинисту Мерцалову передавайте привет!

— Личный, что ли?

— Какой же еще? Неужели общественный. Ой, Стрепетов, вы меня уморили. Честное слово.

Сделав пометки в испещренном красными и синими линиями графике, Римма повернулась назад. Перед ней стоял старший диспетчер Галкин в модной клетчатой рубахе, аккуратно заправленной в тщательно отглаженные брюки.