Скрепы нового мира

– В Рейхстаге взрыв! Тельман убит!

Увидели и услышали вестника немногие, однако его крик, повторенный сотнями голосов, пролетел через огромные залы за мгновение. Если бы не жужжание вездесущих мух, мне бы показалось, что я оглох - такая небывалой тишины в Хофбройхаусе не было со времен сотворения мира.

– Tot!!!
– вдруг крикнул кто-то.
– Сдох!

– Tot!
– стукнула по столу чья-то кружка, - Tot! Tot!
– подхватили ритм соседи, волной, все убыстряя и убыстряя темп в едином порыве.
– Tot! Tot! Tot!

– Das ist eine Provokation...
– недоуменно продолжил свою прерванную речь оратор.

Зал заглушил его слова победным ревом:

– Tot! Tot! Tot!

Оратор отшатнулся в глубину сцены, стушевался, разом потеряв в силе и росте, как видно, пытаясь привести новейшую картину мира в соответствие с партийной доктриной. Я уж думал, уйдет, но он справился. Выскочил обратно на край и завопил, перекрывая стук кружек:

– Kameraden! Kameraden! Zu den Waffen, Kameraden!

– Hurra!!!
– заорала в ответ сотня натренированных пивом глоток.

– Ой, что сейчас будет!
– изобразила фейспалм Саша.

– Уходим?

– Нет уж, давай досмотрим!

Зрелище того стоило. После призыва к оружию оратор отбросил сложные фразы. Под мерную дробь "tot! tot! tot!" он принялся один за другим выкрикивать нескольких простейших лозунгов с рефреном "muss sterben" - должны умереть - евреи, коммунисты, либералы. Все более и более истеричным голосом и, к моему немалому удивлению, это сработало! Публика, те самые сотни самых разных людей, которые пришли в Хофбройхаус за вкусным обедом с кружкой доброго немецкого пива, заединились в безумную толпу.

Кульминация не заставила себя ждать. Оратор выкинул вперед ладонь, выдержал короткую паузу, и отдал приказ:

– VorwДrts!!!

Спущенная с цепи свирепая свора кинулась к выходу, я едва успел оттянуть Сашу в сторону от дверей. В глазах бегущих мимо нас мужчин и женщин не осталось ничего человеческого. Догнать! Убить! Растерзать! Любого, кто окажется на дороге. Несколько минут - и только заставленные тарелками столы напоминали о сидевших тут людях.

Оратор же... аккуратно спустился по приставленной к трибуне лесенке и уселся за ближайший стол. Подтянул к себе чью-то полную кружку, с видимым удовольствием отпил крупный глоток. Воровато огляделся, вооружился вилкой и подцепил ей из чье-то тарелки сочащееся жиром кольцо колбасы.

– Schweinehund!
– не удержалась Саша.

– Чудовище, - согласился я.
– Да и с Тельманом как-то неудобно получилось.

– Все что ни делается, делается к лучшему, - кровожадно улыбнулась жена.

– Как, ну как?!

– Провидение...

– Я прогонял взрыватели из этой серии десяток раз!

– Похоже, у нас есть проблема побольше, - вдруг прервала мое самобичевание Саша.
– Ты только послушай, что в городе творится!

Будто специально, подтверждая ее слова, улица отозвалась завыванием полицейской сирены.

Не препираясь более, мы рванулись вон из Хофбройхауса. Двери открылись как портал в соседнее измерение. Мюнхен, всего пару часов назад домашний, тихий и спокойный, теперь напоминал застигнутый наводнением муравейник. Напротив, у дверей булочной, истерили домохозяйки, кричали, что не уйдут, "пока осталась хоть одна булка". Лавочник не спорил, угрюмо и торопливо запирал ставни витрин. За углом, наискосок около грузовичка, нервно толкались мужчины в форме СА. А совсем близко, прямо рядом с нашим мерседесом, хищно водил из стороны в сторону жалами пулеметов двухбашенный полицейский броневик.

– Это что, все из-за Тельмана?!
– ужаснулась Саша.

– Драка началась после слов "семантика этюдности в прозе Пушкина неоднозначна", - мрачно повторил я старую институтскую шутку.

Забрать машину полицейские не помешали. А вот выбраться из города оказалось не самой простой задачей: время словесных баталий прошло. Улицы быстро покрывались постами, вооруженными патрулями и всяким старым хламом, предвестником баррикад. Как и с кем kameraden собираются сражаться - представлялось полнейшей загадкой. Едва ли не каждый квартал выставлял свою версию красного флага, с серпом и молотом, со свастикой с белом круге, буквами SPD, черным сжатым кулаком, тремя стрелками, орлом или уж совсем дикими кракозябрами. На пути сквозь этот парад суверенитетов я крутил баранку, газовал, сигналил, продирался по тротуарам и задворкам, каждую секунду слыша в ответ все более и более страшные угрозы.

И если бы только угрозы!

Отметки от дубинок и железных прутьев испятнали капот и борта машины. Булыжниками вдребезги разнесены фары и лобовое стекло. На некстати подвернувшейся газетной тумбе осталось висеть вырванное с мясом левое крыло. В довершение всего, удирая задним ходом от агрессивной толпы, я всмятку разворотил багажник. Сверкающий краской и хромом шедевр автопрома превратился в хлюпающую кусками железа развалину, зато мы с Сашей отделались легким испугом. Успели проскочить по той самой зыбкой грани, на которой путчисты уже вполне способны громить лавки и жечь автомобили, но совершенно не готовы убивать лавочников, автовладельцев и всех прочих недругов отечества.

К загородному шоссе мы выбрались в совершенно непонятном месте, проскочив через коровий выпас, длинные ряды луковых грядок и проломив, как минимум, полдюжины оград.

– Куда мы сейчас?
– задал я Саше вопрос.

– Домой в шале пани Залевски, или в Берлин?

– Налево или направо!
– расстроенно хмыкнул я.
– Карты нет, шале черт знает где, а до Берлина, пожалуй, нам без ремонта вообще не добраться. И вообще, впору не в столицу ехать, а в Австрию или Францию валить.

– Леш, а почему мы не остались в Мюнхене?!

Она издевается, или... я со всей дури врезал ладонями по баранке:

– Б...ть!

– Солидный капиталист, миллионер, этакий ба-а-арин, - слово "барин" Саша вставила по-русски, хихикнув.
– А ведешь себя как нашкодивший мальчишка!

– Сама-то не лучше!

Как же так просто! В самом деле, какой черт понес нас через бунтующий город?! Что нам стоило заявиться в ближайший отель, снять номер и залечь там на день, неделю или месяц, в общем, до того замечательного момента, когда нацисты и коммунисты окончательно определятся, кто из них самый главный в Германском рейхе?

Ни слова более не говоря, я повернул налево и погнал мерседес по шоссе. Германия не Россия, между городами всего лишь десятки километров, а никак не сотни. Так что уже через полчаса мы въехали в Starnberg, тихий, патриархальный, очень уютный городок на берегу большого озера. Нашелся и отель, со странным для глубинки названием London, очень приличный, прямо около центральной городской площади. Тут было все - ванна с горячей водой, махровые халаты, широкая мягкая кровать, вино, фрукты и пирожные. Не было только радио и свежих газет. К лучшему - как резонно заметила Александра: вместо попыток понять, что же случилось в Рейхстаге на самом деле, мы завалились спать.