Сладкий развратный мальчик (др. перевод)

– Ты такая упрямая.

– А ты такая шлюшная.

Я слушала их спор, стоя рядом с окном, довольствуясь наблюдением за прохожими, снующими по Лас-Вегас-Стрип [2] , формируя след красочных круглых точек с нашего обзора на сорок пятом этаже. Я не совсем понимаю, почему Лола продолжает упираться. Мы все знаем, что это до поры до времени, пока она не сдастся, так как Харлоу - это гигантская боль в заднице, и она всегда добивается своего. Звучит странно, но я всегда любила это в ней, она всегда знает, что хочет, идет и берет это. Лола такая же во многом, но ее методы более утонченные, чем методы "на пролом" Харлоу.

2

Лас-Вегас-Стрип (англ. LasVegasStrip) — примерно семикилометровый участок бульвара Лас-Вегас в округе Кларк в штате Невада, США. Здесь находится большинство крупнейших гостиниц и казино агломерации Лас-Вегаса.

Лола стонет, но как и ожидается, в конце концов сдается. Она достаточно умна, чтобы понять то, что борется в уже проигранной битве, и это занимает всего несколько минут для нее, чтобы скользнуть в платье и туфли до того, как мы отправимся вниз.

***

Это был долгий день. Мы окончили колледж, смыли всю пыль и тревогу с наших тел, и Харлоу любит заказывать шоты [3] . Но больше этого? Она любит наблюдать за другими, которые пьют шоты, заказанные ею. К девяти тридцати, все вращается, и я решаю, что наш уровень выпитого дошел до отметки достаточно: наша болтовня нечленораздельна, но мы, по крайней мере, в состоянии ходить. Не помню, когда в последний раз видела, чтобы Харлоу и Лола так хохотали. Щека Лолы покоится на ее скрещенных руках, а плечи при смехе трясутся. Голова Харлоу откинута назад, и ее хихиканье перекрывает ужасную музыку и разносится по всему бару.

3

шот - румка, стопка.

И когда ее голова откинута таким образом, я встречаюсь глазами с мужчиной через переполненное помещение. Я не могу разобрать детали в темном баре, но вижу, что он выше и старше нас на пару лет, с темными волосами и бровями, над яркими, озорными глазами. Он наблюдает за нами и улыбается, будто ему нет надобности участвовать в нашем веселье, он просто хочет оценить его. Двое других парней стоят рядом с ним, болтая и указывая в дальний угол, но он не отворачивается, когда наши глаза встречаются. Во всяком случае, его улыбка становится больше.

Я не могу отвести взгляд, чувство дезориентирует, потому что обычно, когда дело касается незнакомцев, я очень хороша в «отведении взгляда». Мое сердце грохочет в груди, напоминая мне, что мне должно быть более неловко, чем на самом деле, предполагаю я, сосредотачиваясь на своем напитке. Со зрительными контактами у меня хреново. Обычно тоже самое бывает и с общением. Фактически, единственные мышцы, которые мне казалось не освоить, были те, которые требуются для простой речи.

Но по какой-то причине, спишем это на алкоголь, я пялилась на горячего мужчину через весь бар, когда мои губы сформировали слово "привет".

Он ответил тем же, закусив уголок губы между зубов, и вау, он должен делать это каждый день, каждому человеку, которого встречает всю оставшуюся жизнь. У него появляется ямочка, и я пытаюсь успокоить себя тем, что это освещение и тень, потому что нет ничего в аду такого, что может быть настолько простым и в тоже время восхитительным.

Я чувствую, что-то странное происходит у меня внутри, и мне интересно, это ли люди имеют в виду, когда говорят, что они тают, потому что я определенно чувствую себя менее твердой. В районе ниже моей талии появилось трепетание интереса, о Боже, если одной только его улыбкой удалось сделать это, то представляю, что его... Харлоу хватает мою руку, прежде чем я могу закончить эту мысль, выдергивая меня от моего тщательного исследования его лица, и дергая в столпотворение раскачивающихся и извивавшихся тел под ритм сексуальных взрывов вырывающихся из динамиков.

***

Мы наверно истощаемся в Вегасе, потому что после танцев и выпивки, мы оказываемся в нашей комнате к полуночи, все трое уставшие от церемонии вручения на пекле, от душной езды и алкоголя, который мы вкатили в наш организм без какой-либо еды.

Даже притом, что наш многокомнатный номер имеет больше места, чем нам нужно, и даже притом, что есть две спальни, мы все нагромоздились в одну. Лола и Харлоу уже несколько минут в отключке, и уже были слышны знакомые звуки сонного бормотания Харлоу. Лола по-прежнему шокирующе тиха и неподвижна. Она полностью закапывается в постель, что я задаюсь вопросом, когда мы были моложе, исчезала ли она так в матрасе во время вечеринок с ночевкой. Были разы, когда я на самом деле рассматривала проверку пульса.

Через весь холл бушует вечеринка.

От тяжелых басов музыки качается светильник, висящий надо мной. Мужские голоса галдят через пустое пространство, разделяющее номера. Они кричат и смеются, создавая свою маленькую какофонию из возгласов и других человеческих звуков. Звук мяча отскочившего от стенки слышится где-то вдалеке, и хотя я могу определить только несколько уникальных голосов в миксе, они создают достаточно шума, и я не могу не полагать, что весь номер не заполнен пьяными парнями, которые просиживают выходные в Вегасе.

Два часа ночи проходят в том же ритме: я пялюсь в потолок, число проснувшихся и число уснувших растет. В три я уже так раздражена, что готова стать Вегасной занудой для того, чтобы я смогла поспать хоть несколько часов перед нашим ранним спа.

Я выползаю из постели, стараясь быть как можно тише, чтобы не разбудить своих друзей, прежде чем начинаю смеяться над абсурдностью своей осторожности. Если они спят при таком шуме, то они точно не проснутся от меня ступающей по ковровому покрытию, хватающей ключи и выскальзывающей из нашего номера.

Стучу кулаком в дверь и жду, моя грудь вздымается от раздражения. Звук ударов утопает в шуме, и я не уверенна, смогу ли стучать достаточно сильно, чтобы они услышали меня. Подняв оба кулака, я пытаюсь снова. Я не хочу быть тем человеком в Вегасе, который жалуется на веселье людей, но следующее мое действие - это вызов охранников отеля.

На этот раз музыка стихает, и за дверью раздаются шлепающие шаги.

Возможно, я ожидала кого-то постарше, загорелых папочкиных сынков, которые растрачивают трастовый фонд, или кучу инвестиционных банкиров средних лет, которые окунаются, в течении выходных, в разврат или полный номер парней из братства, пьющих шоты из пупка стриптизерши. Но я не ожидала, что это будет он, парень из бара.

Я не ожидала того, что он будет голый по пояс, одетый только в черные боксеры, которые висят так низко на загорелом животе, что я могу видеть мягкую дорожку волос, уползающую вниз.

Я не ожидала и того, что он будет улыбаться при виде меня. И уж этого я точно не ожидала, акцента, когда он выдает:

– Я знаю тебя.

– Нет, - отвечаю я, вполне спокойно, если немного задержать дыхание. Я больше никогда не заикалась при друзьях или семье и только в редких случаях перед незнакомцами, с которыми мне комфортно. Но сейчас, мое лицо горит, мои руки и ноги покрываются гусиной кожей, поэтому я понятия не имею, что делать с моими заикающимися словами.

Если это возможно, его улыбка еще больше растет, румянец становится ярче, ямочки в центре внимания, и он открывает дверь шире, выходя ко мне. Он даже лучше выглядит, чем казался в другом конце бара, и в реальности он немедленно заполняет дверной проем. Он настолько огромен, что я отступаю назад, будто меня оттолкнули. Он расслаблен, встретившись глазами со мной, и сияет улыбкой, когда он наклоняется близко, и игриво изучает меня.

Будучи артисткой, мне доводилось видеть таких же очаровашек, как он. Возможно, он и выглядит, как любой другой человек, но в нем есть то неуловимое качество, которое заставило бы каждую пару глаз следить за ним на сцене, независимо от того, как мала его роль. Это намного больше, чем харизма - это магнетизм, которому нельзя научиться или практиковать. Я в двух шагах от него... и у меня нет ни единого шанса.