Следы говорят

ветер. Не видно табунов. Животные давно уж в теплых загонах...

Идет дождь. Трудно приходится в это время дрофам. Вот застигнутая непогодой,

запоздавшая с отлетом стая. Птицы сгрудились и приняли обтекаемую форму, чтобы не так

сильно промокнуть. Плотно прижав перья, они вытянули головы вверх. Но это мало помогает

им: оперение дроф не смазано жиром, как у уток. К вечеру дрофы окончательно намокают.

Ночью стало ещё хуже: хватил заморозок, степь покрылась гололедицей.

У обледеневших птиц смерзлись крылья...

День не принес облегчения.

Вдруг дрофы подняли головы, тревожно затоптались и побежали, силясь удержать

равновесие полураспущенными крыльями. Из овражка выскочили волки. Они с ходу

врезаются в стаю, гоняются за беспомощными птицами, ловят и треплют их.

В этот момент на горушке появляется всадник, – это Ахмет. Пристально всматриваясь, он

в один миг догадывается, что происходит на той стороне балки.

Ахмет ударяет иноходца ногами под брюхо и гикает. Четко стучат подковы по скользкой

поверхности. Льдинки так и взлетают из-под копыт. Приблизившись к дрофам, выхватывает

старый охотник ружье из-за плеч – только не на птиц! Недостойно в такую пору на дичь

зариться. Это раньше так водилось: обессилевших птиц-великанов палками уничтожали.

Выстрелы Ахмета разогнали хищников. Чабан собрал птиц и, помахивая плеткой, погнал

их, как баранов, ближе к поселку. Там, по обнаженным бурьянам, дрофы смогут

прокормиться день-другой.

Сутки наблюдал Ахмет за птицами. Через день показалось солнце, растопило ледок,

высушило степных страусов. Ободрились дрофы, перебрали клювами перья, выправили их.

А потом, разбежавшись и рассекая могучими крыльями воздух, потянули на юг...

Долго стоял старик, провожая взором улетающих птиц. Тепло было у него на душе.

Через пять лет, возвращаясь из экспедиции, осенним днем заезжаю к Ахмету. Захотелось

навестить старика, посмотреть, как он живет, и при случае поохотиться.

Встречает меня пожилой, сухощавый человек небольшого роста в опрятном сером

комбинезоне. Темное от загара лицо приветливо улыбается. В лучиках морщинок щурятся

зоркие, с огоньком глаза.

Он учтиво справляется о моем здоровье, о благополучии моих домашних. Отвечаю, и, в

свою очередь, проявляю такое же внимание к семье старика. У него тоже всё обстоит хорошо.

Черноглазые внуки-пионеры ходят в школу. Сын – зоотехник.

Вводит меня Ахмет в свой домик. Чисто, светло. Ставят, как полагается, самовар.

– Включить радио? Хочешь послушать новости недели? – спрашивает меня довольный

хозяин.

Мы слушаем радио и рассказываем друг другу о своей жизни. Ахмет ждет не дождется,

когда его любимый внук поедет учиться в Москву. А мальчуган растет удалой. Припав к луке

седла, он ветром летит на быстром коне и на полном скаку, изгибаясь, подхватывает шапку с

земли.

Дед с гордостью говорит:

– Такой нигде не пропадет, везде ему дорога широкая! В Москве сумеет показать себя

молодцом!..

Беседа наша затянулась за полночь. Решили на следующий день поехать на охоту.

Утром Ахмет запряг лошадь в бидарку – легкую двуколку, – и мы отправились на дроф.

На равнине издали виднеется добрый десяток огромных птиц.

– Небольшой табунок. Этих пешком можно нагнать, – поясняет мой спутник.

Наклонившись, незаметно для дроф, я спускаюсь с бидарки и залегаю. Старик удаляется,

делает большой круг и появляется где-то вдали за дрофами, против меня. Терпеливо жду.

Чабан ездит мимо дроф «восьмеркой», делая наружные завороты. Постепенно приближается

к дудакам. Это заметно по тому, что они столпились, подняли головы, наблюдают за

человеком, стараются узнать его намерения. Успокоились, – на них двуколка не направляется.

Всё же вожак решил держаться подальше от такого соседства, повернулся и зашагал. За ним

вся стайка. Направляются в сторону от меня. Ахмет загибает фланг, дрофы правят ко мне.

Теперь, и не поднимая головы, хорошо вижу птиц. Ничего не подозревая, приближаются всё

ближе, ближе. На ходу шевелятся усы дрофича. Шуршит трава... Пора! Лежа, стреляю мел-

кой картечью по вожаку. Вскакиваю и, пока дудаки разбежались для взлета, сбиваю ещё

одного. В радостном возбуждении тащу тяжелых птиц к бидарке. И Ахмет доволен.

Едем дальше... Вдали бродит огромное стадо. Сотни птиц!

– Этих пешком не нагонишь – большой табун. Подниму их на крыло так, что полетят на

тебя. Они летят, не сворачивая, прямо. Потянут в полветра. По такому направлению тебя и

спрячем, – решает чабан.

Снова залегаю и жду... Летят. Широкие взмахи крыльев быстро несут крупных птиц.

Низко, с шумом ветра, белея нижним оперением, внезапно проносятся надо мной дрофы.

Теряюсь от неожиданности и спешу подняться на ноги. Торопливо стреляю раз и два!..

Мимо! Вот так здорово! Никак не думал, что можно промазать в таких больших птиц и так

близко. Ахмет улыбается

– Сгоряча бывает, – объясняет он...

Познакомил меня приятель ещё с одним способом охоты на дудаков

На поводу рядом со мною идет смирная лошадь, приученная к выстрелу. Не выглядывая

из-за коня, направляю его к дрофам, но не прямо на них, а будто мимо. Сам же иду сбоку,

прикрываясь своим «поводырем». Уже вблизи всполошилась стайка дудаков, да поздно.

Успеваю выстрелить не только по бегущим, но и в лёт...

Через несколько дней, попрощавшись с Ахметом, уезжаю на север.

И теперь ещё я получаю от Ахмета письма. Пишет старик, что отары его умножаются,

внук уехал учиться в Москву. И в каждом письме зовет меня старый чабан к себе в степи.