Слом

— Да! Столько, сколько нужно. Только скоро нужно будет идти домой. Моя очередь жить в Сторожке заканчивается.

— Идём внутрь, я замёрзла.

Девушка с аборигеном вернулись в домик, туда, где в печи потрескивали полешки, а в оставшейся сумке ещё лежали пара кусочков хлеба. Если приглашают, то почему бы и не погостить? Сафена же она не обманывала. Но перед тем, как шагнуть вниз по ступенькам «крыльца», вновь бросила взгляд на посветлевшее небо с редкими хмурыми облачками.

***

Зима в столице схватила морозами за носы жителей, разогнала их по дворцам и домам. А кого-то превратила в завсегдатаев трактиров. И теперь в общем зале неприметного, явно с отвратительной репутацией заведения сидели двое эльфов — Эль-Саморен и Эль-Торис. Гадкое пойло, которое в разных сортах различалось лишь ценами, так и стояло нетронутым в грязных кружках, а друзья негромко переговаривались.

— Знали бы Вы, как же я хочу обратно в армию, чтобы не слышать всего этого! — Эль-Саморен сжал руками виски и с тоской посмотрел на собеседника. — И не видеть. Они же совсем не стесняются нашего присутствия!

— Командир, Вы вызвали меня, только чтобы пожаловаться на нравы верхушек Домов? — ухмыльнулся Эль-Торис.

— Нет, но что мне ещё делать!? — Эль-Саморен выпрямился, принюхался к содержимому своей кружки и скривился. — Знал бы я раньше... — он вздрогнул и отодвинул нетронутое пойло. — Но действительно, я хотел Вас попросить об услуге.

— Командир?

— Я знаю, что Вы восстановили звание в армии, равно как и знаю, что не на непостоянную службу, а в запас, — все нотки вопрошания и жалоб испарились. — Поэтому и хочу попросить, чтобы Вы нашли Альси-Тамилина и рассказали, что Яль-Паларана никто не видел с самого начала осени, а его помощник постоянно появляется при дворе. Я волнуюсь. Остальное записано в письме, — он достал и положил на стол свёрнутый лист.

— Командир, — Эль-Торис покосился на желтоватый свёрток, но даже не прикоснулся к нему. — Я не смогу помочь. Альси-Тамилин пропал ещё осенью. Двор Пятнадцатого Королевства, где это случилось, решил не сообщать дому Са.

— Тогда откуда Вам это известно? — напрягся стражник.

— Командир, у меня племянница в Пятнадцатом Королевстве уже двадцать три года. Её няня слышала. Женщина испугалась за ребенка и написала в Дом, а там и я узнал, — устало пояснил эльф. — Дому Са не сообщали, никто не знает, что случилось с Альси-Тамилином, может, он просто взялся за очередное поручение, не нуждающееся в огласке.

— Надеюсь, это так... — Эль-Саморен побледнел и смял уже ненужное письмо.

Отступление второе

В доме было темно и душно. Зима в Диких Землях очень тёплая, снег тает, не успев выпасть, и наполняет всё вокруг промозглой сыростью. Вот и топили местные так, чтобы липкая морось не проникла в комнатки. И сейчас Катя лежала на своём месте, прислушиваясь к сухому пощелкиванию остывающей печи и завыванию ветра на улице. Она считала свои глубокие вдохи, пытаясь успокоиться, но понимала — сегодня это не поможет.

Девушка встала, сложила вчетверо одеяло и, держа его подмышкой, на ощупь добралась до печки, открыла заслонку, подложила на подёрнутые пеплом угли парочку полешек, раздула уснувшее пламя. Так и оставив печь открытой, Катя устроилась на расстеленном на полу одеяле. Она наблюдала, как огненные язычки облизали деревяшки, с шипением отплёвывая капли влаги, примерились и с аппетитом вгрызлись. От печи шло тепло, мягкое, уверенное, а по полу тянуло холодом с улицы. Девушке, одетой лишь в исподнюю рубаху, было и жарко, и зябко одновременно, и это ощущение очень точно соответствовало творящемуся в мыслях и душе.

Это была не первая ночь, когда Катя просыпалась, чтобы разбить снящийся кошмар. Пока она выматывалась за день ходьбы, дурные сны терпеть было легче, на них просто не оставалось сил. А теперь они становились всё ярче и ярче, а багровое чувство вины являлось по ночам и крепко вцеплялось когтистой лапкой в сердце. И потерянная девушка мучительно пыталась придумать себе место в новом мире, в котором удастся спрятаться, если быть честными, то от себя, или освободиться от повисших на совести камней.

Сквозняк уже забрался под тонкую ткань и выстудил спину, когда рядом на одеяло опустился Сафен, так же раздетый ко сну.

— Ты снова не спишь. — Он не спрашивал, он утверждал с обычной своей прямотой.

— Снова? — девушка едва заметно кивнула, продолжая разглядывать огонь.

— Ты каждую ночь просыпаешься, лежишь, — серьёзно, без тени усмешки подтвердил мужчина, рассматривая, как прогорает полешка. — Я заметил это. Это из-за Храма? Если бы я знал, что он так напугает тебя, я бы не рассказывал так подробно. Мы не торопим тебя.

— И ты каждый раз просыпался вместе со мной? — удивилась Катя и едва заметно улыбнулась. — Нет, не Храм. Зачем мне его бояться? У меня просто кошмары.

Сафен недоверчиво покачал головой, а потом просто приобнял гостью, устроил её голову на своём плече, пододвинулся поближе. Так они и сидели, замерзая и греясь, уютно наслаждаясь молчанием. И Катя незаметно задремала. Сафен осторожно перенёс девушку на лежанку и сам устроился рядом. Кошмары в ту ночь её больше не беспокоили.

Утром они проснулись и обнаружили, что спали обнявшись. Им потребовалось несколько долгих секунд колебаний, чтобы решиться на улыбку, сначала смущенную, потом открытую. Одевались они уже смеясь. С тех пор, если Кате опять снился плохой сон, Сафен просто обнимал её, и она успокаивалась.

Глава 10

Сырой воздух медленно, очень медленно покрывает изморозью стены, но он не может напоить меня. Холод, рвущийся навстречу, мокрые камни крошатся, трескаются, но незыблемо стоят.

***

От моря дул тяжелый медленный ветер и оседал каплями на распущенных волосах. Катя в кожаной куртке и длинной кожаной же юбке, очень похожая в таком виде на аборигенок, сидела на тёмно-сером блестящем песке пляжа и выбирала понравившиеся ракушки. В раскрытом мешочке, лежащем на коленях, уже скопилось немало створчатых раковин разных размеров, чёрных, рыжих, желтоватых.

За спиной послышались не столько шаги, сколько позвякивание ножа по ташке и по ременным колечкам, и рядом сел лицом к морю Сафен.

— Ты собрала сумку, — в его спокойном голосе угадывались хорошо запрятанные горечь и отчаянная гордость.

— Да, я вернусь на дорогу, — в тон ответила Катя.

— Ты говорила, что тебе там было страшно, и одной по ночам в лесу, и к людям... — он шумно сглотнул, всё так же подставляя ветру лицо, и поспешил продолжить: — Ты же можешь остаться, будешь и дальше варить свой рас-ко-ль-ник, рассказывать детям сказки. Ты же хорошо ладишь с детьми, тебе у нас рады. И наш язык ты выучишь...