Слом

— Я должна вернуться. Мне хорошо с вами, спокойно. Сафен, я действительно благодарна за твоё гостеприимство, но... получив возможность обдумать всё без страха, я многое поняла. — Катя затянула завязки на мешочке и пересела, опустившись на песок напротив Сафена. — Может я и обманщица, но даже такая я им нужна. В деревнях меня просили рассудить, как человека со стороны. Я даже один раз дала имя ребёнку. Это был двухмесячный мальчик, первый сын после восьми дочерей. Теперь его зовут Ждан, — девушка устроилась поудобней, и ветер бросил её волосы вперёд, закрыв почти полностью лицо. — А в пути и в городах не нужен был совет стороннего человека, тем людям нужно просто рассказать то, что камнем лежит на сердце. И я их понимаю.

— Останься...

— Не могу. У меня на сердце тоже лежат камни. Могу ли я их искупить? Мне не вернуть жизни убитым, но я могу помочь живым. Обещаю, когда я снова выйду к Диким Землям, я вернусь.

— Никто не возвращался.

— Они заходили в Храм, а я нет. Я вернусь, всё же я не настоящая юродивая.

***

Через два дня Сафен проводил Катю до сквозного тракта, по которому она и прошла за завесу. А сам вернулся в свой ставший пустым дом.

В углу осталась лежать одежда, в которой Катя ходила по лесному посёлку. Чистая, тёплая. Девушка под руководством местных женщин неделю шила её, старательно, неумело, а потом шипела на исколотые пальцы и талдычила по кругу «Здравствуйте. Благодарю. Пожалуйста. Помогите», пытаясь запомнить слова незнакомого языка. За несколько месяцев она так и не продвинулась в изучении языка. Тех слов, что Катя успела выучить, хватало только чтобы играть с детьми и обменяться парой самых простых фраз с их родителями.

Здесь. В этой комнате каждый день слышались попеременно её смех и плач. Сафен знал, что Катя тосковала о чем-то, о чем не хотела говорить, но она почти не рассказывала о прошлом. Но радовалась она чаще, особенно её, почему-то, веселили ножи.

Нож как нож: деревянная ручка, серая створка с зубчатым краем или ровным сколом... Но ей было смешно. Катя всегда бережно клала ножи на стол, боясь их разбить. Глупая, раковины наших пляжей повредить может только море.

В зеве плиты остался полный горшок варева, которое она приготовила. Суп уже остыл и подернулся масляной плёночкой. Но наверняка он такой же вкусный, как и все предыдущие. Катя всегда, когда готовила, усаживалась вот тут на полу напротив печи и умиротворённо слушала разговор ленивого бульканья. А потом они вдвоём обедали деревянными ложками.

Ложками. Это так больно, что Катя не поняла, а может, он сам побоялся объяснить. Где же они, должны были лежать на полке. Да.

Сафен нашел заваленные посудой нарядные ложки. Он сам среди зимы нырял в глубины моря, чтобы достать белоснежную раковину, сам делал ручки, одинаковые, как и сами створки. Но Катя их не приняла, почувствовав, что они не просто посуда. А теперь...

Сафен с размаху разломил черенки и швырнул обломки в угол. Дерево разлетелось на щепки, и белые створки раковин раскатились в разные стороны. Катя ушла. Она не вернётся.

***

Холодный ветер быстро забрался под белое эльфийское платье и задержался на нижних рубахах, от него не спасала даже белая пушистая шаль. Тающий снег, укрывший сплошняком дорогу, налипал на обувь и забивался внутрь, и вскоре ноги промокли. Тепло, душное и успокаивающее, осталось в Диких Землях, а в большом мире весна ещё не полностью вошла в свои права.

Цепочка шагов за спиной становилась всё длиннее, пока не потерялась за перекрёстком на наезженном обходном тракте. До ближайшей деревни оказалось два дня неспешного пути. Катя пошла быстрей, как только почувствовала запах дыма, принесенный игривым ветром. Но стоило за поворотом показаться частоколу ограды, как девушка остановилась. Идти туда, вперёд, было боязно, несмотря на принятое решение, несмотря на то, что сердце подсказывало, что она всё делает правильно. Катя придерживаясь рукой за тонкий ствол ближайшего деревца, собиралась с духом, искала спрятавшуюся где-то решимость и как могла подбадривала себя.

— Мамочка, я по тебе соскучилась. Как я хочу вернуться домой, чтобы ты не сердилась...

Воспоминания о семье в очередной раз плеснуло ложку сладкого тепла и придало спокойствия, которых хватило, чтобы дойти до ворот и уверенно постучаться.

— Кто эйто?! — окликнули из-за закрытой створки.

— Меня зовут Катя. Можно отдохнуть у вас?

Заскрипела, приоткрываясь, потайная дверка справа от ворот. Из щелки выстопоршилась борода и деловито уточнили:

— Катя Чистые Руки, та самая, что осенью от мора город избавила?

— Чистыми Руками меня действительно называют, а про мор они преувеличили. Я всего лишь не дала лежать людям в грязи и одиночестве. Они сами победили болезнь.

— Люди! — заорал во всю глотку приземистый широкоплечий мужичок, распахивая калитку. — Люди! К нам пришла Катя Чистые Руки! Та самая! — и уже чуть тише обратился к девушке: — Заходи, заходи, милая. Ой, как хорошо, что ты до нас дошла. Не ждали, но слышали.

Он болтал без умолку, суетился вокруг и с почтением почти до подобострастия повел по деревне. Её здесь узнали. Это немного удивляло — кто же мог предположить, что новости расползаются так быстро и о юродивой уже наслышаны по другую сторону Диких Земель. Но вместе с тем и успокаивало, ведь если о ней слышали, её не тронут.

В селенье Катя не стала задерживаться надолго, потешила любопытство жителей, выслушала их послания и пошла дальше. Эта часть обжитой земли была столь популярна у торговцев, что гостевые дома рассыпались вдоль трактов очень густо, и девушке редко приходилось ночевать возле костра, как и идти пешком. Быстрей, чем она шла, разлетались только слухи о ней. Не раз и не два она сталкивалась с изумившим её явлением: её караулили по тракту и зазывали заглянуть погостить. Но бывало, что и сама она заходила и просилась на постой.

***

В это село Катя забрела в разгар весны. Она застала жаркий спор прямо на улице, переходящий в крики и демонстративные уходы. Люди были так возбуждены, что девушка только через полчаса смогла добиться хоть сколько-нибудь внятного, хоть и путаного ответа на вопрос, что у них случилось.

Их деревушку, как и многие за последние года, задел мор, но забрал он немногих, а в конец зимы в лесу помёрз один из мужиков насмерть. Молодой он был, жену-сироту молодую оставил беременной. А несколько дней назад вдова та и родила, только тяжело ей роды дались, теперь встать не может. Им всем девку жалко, но сейчас в поле работы много, а работников не хватает. Они и согласны, раз так получилось, и её делянки вспахать и засеять, не звери же, но оставить присмотреть за больной никого не могут — даже детей с собой утром в поле забирают и затемно только возвращаются.

— А может я с ней и ребенком посижу, пока она не оклемается? — выслушав жителей, предложила Катя. — А потом и сами разберётесь. Только оставьте подробную инструкцию чем и как лечить.

Селяне переглянулись, довольные, закивали, и просто показали ей нужный домик — совсем крошечную избушку, пообещали зайти по пути в поля и разошлись по домам

Катя решительно выдохнула страх и, постучавшись, зашла в указанный домик. В сенях было пустовато, только вдоль стены угадывались несколько вёдер, метла и что-то из инвентаря. В комнате же, душной и тёмной, робко горела лучинка и тихо похныкивал ребёнок. Молодая мама лежала рядом с малышом и ворковала что-то утешительное, и, как не скуден был свет, но слёзы в её глазах всё же были заметны сразу.

Девушка простояла несколько секунд в растерянности, а потом решительно начала открывать окна и двери, впуская свежий тёплый воздух и утреннее солнце внутрь. А потом присела рядом с женщиной.

— Что случилось? Чем я могу помочь?

Молодая мать покрепче прижала к себе новорожденного, и вокруг отчётливо запахло прокисшим молоком, а на пелёнках стало видно мокрое пятно. Катя усмехнулась, вспомнив собственных младших сестрёнок, и постаралась как можно ласковей улыбнуться:

— Где лежат чистые пелёнки? Я помогу перепеленать малыша? Это девочка? А где вода, чтобы подмыть ляльку?