Слом

Всадники по распоряжению женщины окружили юродивую и таким эскортом повели вперёд по дороге. Но шагов через десять богато одетым людям надоело ехать в темпе усталого пешехода, и Катю взяли на седло. Лошади, оставшиеся только с привычными всадниками, быстро обогнали несчастную, идущую под двойным грузом. И поэтому Катя смогла сначала полюбоваться удаляющими спинами, а потом и видом их дома.

В неярком свете можно было рассмотреть обнесенный высоким крепким забором огромный бревенчатый дом, из крыши которого торчало несколько труб, источавших дым. Темнеющий двор освещался факелами, а за угадывающимися окнами мелькали свечные огоньки, всюду суетились люди. Но от воспоминаний о колючем оценивающем взгляде местного богатея по телу пролетел холодок и стало очень неуютно. Оставалось просто смириться, ведь иначе ей предстоит очень холодная ночевка.

Девушку ввезли во двор, сняли с седла и коротко объяснили дорогу на кухню, мол, там её и покормят и направят дальше. Человек, рассказавший всё это, хмуро повёл устраивать на отдых после утомительной скачки коня, а Катя, стараясь быть как можно неприметней, побрела в сторону кухни.

Первое, что бросалось в глаза — это множество вооруженных людей, под чьими куртками позвякивали спрятанные брони. Немногие невооруженные были одеты либо в яркую одежу, явно не из самой дешевой ткани, или наоборот прятали глаза, прошмыгивая мимо в серой одежде с прописанными сажей лицами и руками. Дом казался странным, но не настолько, чтобы сразу уходить. А на кухне было тепло и очень вкусно пахло. Уставшие худые женщины приветливо поделились и тёплой водой — умыться, и ароматным чаем — согреться, и щедрым куском хлеба с сыром — подкрепиться.

Размякшую в тепле Катю нашел один из одетых в яркое аляповатое платье и с плохо скрываемой снисходительностью объяснил, в какой комнате ей выделили место, а так же, что девушку приглашают на завтрашний торжественный обед в честь дня рождения хозяина дома. И девушка, поблагодарив за гостеприимство, зевая, побрела по узкому темному коридору в указанном направлении. Ей навстречу шел один из позвякивающих то ли воинов, то ли охранников.

— Пшла прочь! С дороги, гниль! — рыкнул громила, наотмашь опрокидывая девушку. — Распустились, ик, на дороге мешаются!

— Мамочка, — тихо пискнула Катя, пытаясь отползти к стенке и с ужасом глядя на едва угадывающуюся в темноте пьяную гору. — Не бейте, не бейте...

— Что здесь происходит! — ледяной оклик заставил драчуна замереть, а вслед за голосом в ореоле свечного света появилась и давешняя богато одетая женщина, правда уже не в мехах. — Что здесь происходит, я спрашиваю! Почему моя гостья всхлипывает на полу!

— Госпожа, я... я не знал... я не хотел... Госпожа, — позвякивающий пластинками брони стремительно обретал разум, переводя взгляд с хозяйки на Катю и обратно. — Я сейчас, сейчас...

Охранник поспешно бухнулся на колени и стал неловко поднимать девушку обратно на ноги. Не получалось. Катя отшатывалась, глядя безумным взглядом, продолжая бормотать «Мамочка».

— Иди Вон! — скомандовала хозяйка и бугай проворно скрылся. — Прости нас за это недоразумение, хорошо. Это было просто недоразумение, тебя никто не хотел обидеть. Это случайность, просто случайность. Не держи зла... — она ласково ворковала, ухитряясь не упускать с лица приклеенной улыбки, пока помогала подняться девушке.

Катя потёрла ушибленное плечо, возвращаясь сюда из тени страха, молча кивнула женщине и, прихрамывая из-за неудачного падения, придерживаясь за стену, побрела к комнате. Выделенный ей угол оказался крошечной каморкой. Девушка на ощупь нашла возле двери полочку, на ней подсвечник с огарком. Не с первой попытки, но свечку удалось поджечь, и робкий огонёк высветил голые стены, жесткую пустую лежанку и больше ничего. Но больше ничего и не нужно было. Привычно отряхнув грязь с платья, Катя подложила сумку под голову, свернулась калачиком, натянула вместо одеяла шаль и мгновенно уснула.

Утром первое, что девушка почувствовала — это боль в налившемся синяком плече, и только потом всё остальное. В каморке, душной, но такой тёплой, было темно, а из коридора слышны были шаги и разговоры. Вот и Катя поспешила выйти: на ощупь пробралась к двери и, прихрамывая, отправилась приводить себя в порядок.

Во всём доме царствовала кипучая суета. Люди в серой одежде куда-то спешили, что-то тащили, но даже споря не повышали свои голоса. Богато одетых видно не было, хоть вечером ей и встретилось таких обитателей не меньше десятка. А вот бойцы при оружии остались как и были, они кучками стояли возле въезда во двор, гоготали, тыкая пальцами в слуг, вольно прохаживались, то возвращаясь в дом, то вновь выползая на воздух. И всё встречные посматривали на девушку в белом платье с самыми противоречивыми чувствами: с недоверием, со злостью, со страхом, непонимающие, с надеждой, с подозрением, с ненавистью... Такого внимания к себе Катя ещё не чувствовала и очень надеялась, что больше не почувствует.

Оставшееся до торжественного обеда время она старалась никому не мешать и просто осторожно посматривала по сторонам. С ней не пытались заговорить, ни чтобы рассказать что-то, ни попросить совета или рассудить сторонним взглядом давний спор. Госпожа и господин, так к ним обращались обитатели дома, несколько раз появлялись, чтобы лично проследить за приготовлениями. Порой их сопровождала стайка ярко одетых ближников, которых про себя Катя окрестила «попугайчиками». И с каждой минутой потихоньку у девушки росла уверенность, что не могут быть у искренних, приветливых людей такие застывшие улыбки. Но, кроме встречи с пьяным дураком, других неприятностей не было — ей дали комнату и ужин, утром завтрак... и перед самым обедом, когда начали подъезжать гости, отвели в подготовленную к празднику комнату, занимающую больше половины дома, и усадили за стол для особых гостей.

Со своего места девушка могла видеть весь зал. Каждому человеку, появившемуся из дверей, помимо прочего указывали на Катю и с нескрываемой гордостью поясняли «Это известная юродивая Катя Чистые Руки, так самая, ведомая богами. Видите, она пришла и к нам». Было неприятно, словно говорили не о ней, а о породистом зверьке на ярмарке, расписывая, сколько наград он получил на выставках и в скольких вязках участвовал. Единственное, что вынуждало сохранять приличествующий моменту вид — это уважение к хозяевам дома и нежелание портить им праздник.

Гости прибывали, постепенно заполняя зал, а вместе с гостями в комнате становилось всё больше вооруженных людей, почетным караулом выстраивающихся вдоль стен. Воздуха не хватало. Низкий потолок, коптящие светильники и факелы, парящие густыми запахами редко расставленные блюда создавали непередаваемую удушающую смесь, от которой кружилась голова и с которой не справлялись крошечные отдушины под потолком. Но хозяевам и их гостям такая атмосфер была привычна и не мешала есть, пить, веселиться и громко поздравлять и славить именинника.

А вот Кате кусок не лез в горло, хоть ей заботливо подложили на тарелку немалый шмат дичи и запеченных овощей. Девушка вяло ковыряла ложкой в тарелке, ёжась под взглядами полными любопытства и стараясь не встречаться ни с кем глазами. Во всех речах ей слышались зависть, обман и страх, а в ответах виновника торжества — самодовольное презрение. А ещё настораживали взгляды хозяев дома, их гостей, охраны, слуг... и вслед за взглядами шли шепотки «Катя Чистые Руки, та самая». Это пугало.

Размеренное сытое словоблудие вдруг оказалось неожиданно прервано — в дверь ввалилось с полдюжины оборванцев. Люди в бедной, изношенной почти до лохмотьев одежде, но с чисто умытыми лицами, затравленно огляделись и, радостно улыбаясь, пошли в сторону Кати.