Случайному гостю
Шрифт:
— Вот ведь память, — сказал Всадник и поцокал языком. — Как портят её эти ваши старушечьи штучки. Едва не позабыл, и всё не мог понять, почему, — он усмехнулся и розмарин на подоконнике дрогнул. — Заба-авно!
Он задрал лицо к потолку и заносчиво произнёс:
— Твоя магия старая! Старая — такая же, как ты. Твои кобылы сдохли! Пали!
Прямо из воздуха явилась давешняя руна — я с интересом уставился на неё, хотя я вообще-то руны не люблю. Уж очень они нордически немногословны. Руна покрутилась мгновение, обрела чёткий и весомый металлический облик и свалилась прямо Всаднику на макушку.
—
Свечи в венке горели ясно. Крошечная босоногая девчонка с рыжими кудрями до пят выплясывала — перепрыгивая с Ангельской свечи на Пастушью — свой вечный танец.
Гость долго смотрел на неё, затем потряс головой и потёр ладонь о ладонь…
— Опять чуть не забыл, — сказал он и плавно подбросил повязку вверх…
Она обернулась дымом и пеплом. Бабушка, кузина Сусанна и я моментально закрыли глаза. Я успел заметить как Вакса прячет морду у брюха. «Играет в ежа», — с уважением подумал я о кошачьей безмятежности.
Посчитав до десяти, я снова открыл глаза. Гость сидел на том же месте и ласкал свою гитару. Струны говорили про апельсиновые рощи, полнолуние и прохладный ве…
— Я, конечно, не божество, — послушав звон струн под своими пальцами, проговорил Всадник. — Но на небе давно, да. Перевидал множество трюков, можно сказать поднабрался.
Бабушка произвела лицом некую гримаску и опять скромно опустила глаза вниз.
— Так я могу исполнить ваши желания… Понимаете?
Над столом пронёсся вздох. Абажур качнулся, и лампочка в нём несколько раз зловеще мигнула. Вакса и я поглядели на отчаянно сражающийся с тьмой светильник.
«Сила электрична», — мелькнула у меня мысль.
Не успевшие закрыть глаза, сидели у стола с блаженными лицами — страх, досада, боль — всё стёрлось из их, окутанных дымом и прахом, глаз. «Каким то они его видят?» — подумал я.
— …Вы слышите? — спросил Гость ещё раз. — Желания!
«И гитару опять взял, — подумал я, — с чего он такой добрый?»
— Что, все? — спросила тётя Зоня и окинула его подозрительным взором.
— Ну я сделаю, что смогу, — в конце концов есть и ограничения, лимит, — потерзав струну заявил Гость.
— Я так и жнала, — почти прошептала Яна, — туфта одна.
— Фестал! — торжественно произнесла тётя Женя. — Его так трудно достать, просто ужас. И наверно курантил тоже… и колготки, колготки, да, на большие размеры. Хорошо бы ещё оправу для очков, неброскую. Да, и сапоги. Хотя бы югославские — но уже не смею и просить.
— Бронзовую люстру, — прикусив верхнюю губу, прошептала тётя Зоня. — Чтобы такая со свечками, ну с лампочками — ну, в общем, понятно…
Неля побросала на стол клипсы и браслеты.
— Я бы хотела выходных побольше… и поспать… А ещё? Дублёнку! Такую, средней длины, с кудрявым мехом, с аппликациями и… и… и шапку лисью! — победно сказала она.
Витя оторвал себя от графина с компотом, каким-то образом вновь оказавшемся на столе. — Я бы хотел хорошо писать контрольные, все. И целый год.
— От дурня так дурня! Контрольные… — безапелляционно заявила Яна. — Это з кому нузно? Фто это за зелания! Вот я хочу видик!!!
— Ваши желания невкусные
и совершенно бескрылые, и как же вы… — подытожил Гость и обвел собравшихся широким жестом. Кабошон сверкнул радостно-голодной искрой. — Вы, людцы, всё ничтожнее год от года… Что это за просьбы? Люстра, какие-то контрольные, выходной, таблетки — вот ведь чушь, даже стыдно исполнять, просто удивительно, что никто не попросил корову. Но я обещал… — и он потрогал дудочку.— А вы что же молчите? Хозяйка дома? Вам что, ничего не нужно? У вас уже совсем нет желаний? — сварливо спросил Гость. Молчание под абажуром, казалось, загустело. Я отхлебнул чаю и с интересом уставился на чашку — она напомнила мне какую-то мысль.
— Тогда самое время поговорить о подарках, — сказал Гость и прибавил голосом мора, голода и бойни. — Так. С кого бы начать? Вот ты, болтун? Что ты хочешь в подарок и каков твой дар?
Над столом казалось пролетел легкий ветерок и запахло можжевельником и розмарином.
«Память, — подумал я. — Он взывает к нашей памяти».
— У меня есть имя, — сказал я. — И ты задал мне сразу два вопроса, а это невежливо.
— Ну ты можешь дать два ответа, — сказал Гость и соединил кончики пальцев.
— В самом деле? — спросил я.
— Слово сказано… — нехотя произнёс Всадник и почему-то посмотрел сначала под стол, а затем на свечи. — И это бесспорно, ибо нелепо.
— Я хочу Морион и Инклюз, — сказал я почти шёпотом. — И чтобы в мешочках, которые остались там — и я осторожно показал на верёвку, — для нас нашлось бы только самое нужное. Слово услышано…
— Зачем тебе янтарик? — удивлённо спросила Неля. — Это же женское…
— Какой янтарик? — озадачился я. — О чём ты вообще?
— Инклюз, — как-то бездумно сказала Неля. — Янтарик с пузырьком. Ты что, не знал?
Гость улыбнулся.
— Инклюз, чтобы ты знала, — сварливо сказал я, — монета, притягивающая богатство.
— Ну так бы и сказал, — всё так же нехотя пробормотала Неля.
— Чего кричать…
— Я не дождался ответа на первый вопрос, — исполнив на гитаре некое стаккато заявил Гость.
— Дар не подарок, — ответил я и спешно отпил чаю.
— Ну это отговорка, — заявил Всадник. — Старушечья болтовня.
Бабушка яростно дёрнула рукав и побарабанила по столу пальцами.
— Хоть простучите его насквозь, — беспощадно сказал Всадник, — я-то всё равно своего добьюсь.
— Наш дар печальный, — сказал я. — И думаю, он опасный, очень. Но на самом деле, от тебя мне нужно только одно.
Гость налился интересом и раскраснелся, словно июльский помидор.
— Чтобы убрался как можно скорее! — крикнул я и попытался подкрепить пожелание Старыми словами. Голос у меня был охрипший — казалось, слова царапают горло.
— У тебя тот же дар, что и у твоих предков, — сказал Гость. — Дар вашего рода, по женской линии… Как такое могло случиться — не понимаю, ведь ты родился даже не зимой.
— А почему ничего не произошло? — удивлённо спросил я. Бабушка нервно цыкнула и дёрнула углом рта. Гость нагло ухмыльнулся.
— Ты хватаешь по верхам, вот почему, — самодовольно произнёс он. — Надо заниматься.
— Да, я не прыгаю с дудкой на лошади, — оскорбился я. — И это не означает, что я ничего не знаю.