Смех красной лисицы

Кайто шагнул вперед, отошел от Арчи на безопасное расстояние, вокруг плясали чудовищные тени, и он не знал, какие из них настоящие, а какие порождены чьей-то волей. Вздохнув, Кайто включил передатчик.

— Акира? — позвал он, выбрав передачу из капитанской каюты, она всегда была на «горячей линии». По ту сторону послышался вскрик. — Все хорошо, я нашел Арчи, она цела. Слушай. Ты можешь… вычислить тут кое-кого?

— Что? — Акира смогла собраться почти сразу же. — Кого-то из команды?

— Кого-то чужого. Вполне вероятно, он в нашей системе.

Ему показалось, что молчание затянулось, но на самом деле прошло несколько секунд. Когда Акира вздохнула по ту сторону (вряд ли у нее были хорошие новости), тени вдруг потекли к ногам Кайто, как расплескавшиеся во все стороны чернила, такие густые, маркие, отвратительно липкие, как кровь его товарищей и серпентов, смешавшаяся в одной страшной реке… Кайто моргнул, пытаясь восстановить картинку реальности, но у него не получилось, палуба накренилась, корабль падал, тонул… Все это ненастоящее, пытался убедить себя Кайто, но сдавленный скрип в глубинах «Тиамат» заставил его поколебаться.

— Он уже меня нашел, — прошептал Кайто и снова отключился от передачи.

Он закрыл глаза, пытаясь отогнать нарастающий страх, но в голове все равно продолжал звучать зловещий шепот, словно тени, что плескались вокруг, пытались поговорить с ним. Хуже всего то, что Кайто начинал узнавать голоса: окрики офицеров, предсмертные вопли его отряда, захлебывающиеся голоса друзей, когда они в шутку — в порыве безумия — обсуждали то, чем займутся после войны, которую почти никому из них не суждено было пережить. Кайто чувствовал, как холодный пот выступает на лбу, а сердце стучит в груди, как будто пытается вырваться на свободу, выломав ребра. Самураи прошлого рассекали себе живот, не вынеся позора и горя. Его собственные внутренности будто просились наружу, потому что само существование в этом сломанном мире было невыносимо.

В нем все еще было слишком много человеческого. Слишком много слабости.

Кайто вздохнул, разложил клинок, звяканье металла успокаивало; этот звук напоминал осколки разбитого стекла, которые сыпались на палубу. Он не мог позволить себе поддаться панике, но тьма, как живое существо, обвивалась вокруг него, поглощая последние проблески рассудка. Гораздо легче было рухнуть вперед: в кровавые джунгли, в месиво требухи, во влажный запах крови, мертвечины.

Нужно было зацепиться. Как-то выплыть из воспоминаний, в которых Кайто захлебывался, не способный и шага сделать. Надо было решиться, идти вслепую, ведь под ним ровная палуба, но он сомневался, все вертелось, земля в джунглях была мокрой, сверху свивались лианы в причудливые узлы, Кайто ненавидел случайные прикосновения растений, которые заставляли его дергаться и выставляли посмешищем перед всем отрядом, но потом из зарослей показывались серпенты, и смех навсегда застревал в горле…

«Акира», — подумал, позвал, взмолился Кайто. Передача была вырублена. Она все равно не услышит. Но Акира вывела его из этого, она показала, что можно иначе, что не обязательно жить ненавистью и мечтать о битве, что вселенная полна загадок и приключений, и…

Он открыл глаза и увидел ее, стоящую в полумраке, расцвеченном алым тревожным мерцанием. Просто замерла, как призрак, но не злобный юрэй без ног, а скорее шагнувшая к нему богиня, сама Аматерасу, покинувшая Небесные поля Такамагахара; ни в выражении лица, ни в позе ее не было никакой тревоги и боли. Кайто не знал, это он придумал себе образ капитана, вражеский ментат выудил его из головы или же Акира и правда сумела вмешаться в ментальную передачу — было ли что-то, на что она не способна?..

Ее здесь не было. Но она всегда была рядом. Кайто клялся защищать Акиру; она была его капитаном, а значит, она тоже обязана его оберегать. Акира шагнула ближе, ее тень сливалась с его, и в этот момент Кайто ощутил, как страх начинает отступать, как стирается запах смерти, веющий над остывающим полем сражения, как утихают голоса его мертвых товарищей. Она протянула руку.

Они двинулись вглубь корабля, где тьма сгущалась, а звуки шагов — только шагов Кайто — эхом отражались от стен. Вместе они были сильнее, чем страх, который пытался их сломить. И, обнявшись с тенью, Кайто и Акира шагнули в неизвестность, и его клинок взрезал мутную темноту. Кайто слышал шорох, кто-то прятался, старался вжаться в угол. Ментаты, когда разомкнуть их ловушки, когда вытащить их наружу, больше не кажутся страшными. Кайто почти улыбнулся — зло, совсем недостойно… Клинком взмахнул. Все казалось рубленым, резким, как и рассекший темноту меч. Будто из жизни, как из битой видеозаписи, вдруг пропали кадры.

Когда в глазах прояснилось, не было рядом ни Акиры, ни жутких теней, стенающих на разные голоса. Только тело — ментат, высокий парень, едва ли старше самого Кайто. В неровном освещении черты лица стирались, он никак не мог понять, кого же ментат ему напоминает: то ли собственное отражение в зеркале, то ли лицо кого-то из отряда, которое он видел таким же… Белым, в брызгах крови. Только даже попрощаться с ними у Кайто не было шанса, но над поверженным врагом он мог стоять сколько угодно, будто в замедленной съемке ловя его последний вздох.

Кайто тоже не мог устоять. Мир вращался, дыхание кололось в горле, он сполз по стене, потому что она была единственной надежной опорой. Ему нужно было доложить, что ментат устранен, но Кайто никак не мог ни слова выдавить; ему нужно было найти и вытащить Арчи, но он не знал, где он сам находится. Он думал, что вот-вот поднимется, встряхнется, как и обычно, но просто не был способен… Дрожь поселилась везде, даже в металле, и Кайто не мог понять, что это значит, как это вообще возможно. Он захлебывался, давился, вцепился себе в бедро стальными пальцами, надеясь хотя бы что-то почувствовать, но это не помогало и не унимало тряску. Было жарко, как будто пламя лизнуло лицо. Наверное, пекло глаза от слез, а потом они, горячие, раскаленные, рассекали щеки.

— Кайто? Ты в порядке? — раздался скрип в передатчике. — Кайто, это Криврин, ответь что-нибудь, если слышишь. Я переключу тебя на Лиз, она наорет на тебя вашими человеческими ругательствами, — пожурил его Криврин, вероятно, услышав его захлебывающиеся вдохи. Выяснив, что Кайто еще цел.

— Я… в порядке. Буду в порядке. Я просто… я видел их снова. Они остались, а я сбежал, и в этот раз тоже… они заглядывали мне в глаза, и я не мог прорубиться через их тела, как через джунгли… Вы знаете, как кости хрустят, когда их рубишь? Я не могу. Их слишком много, тех, кого я убил, кого они убили, вообще всех…

— Кайто, — оборвал Криврин. — Закрой глаза.

— Нет, я не могу…

— Мы можем видеть вход в этот тупик на камере, рядом никого нет. Просто послушай… закрой глаза, хорошо?

— Если я закрою, они будут там, — прошептал Кайто. — Это страшнее, чем настоящий враг. Потому что я не могу их победить. И забыть тоже не могу.

Но он послушался. Потому что сейчас у него не были ничего, кроме рычащего голоса, который пытался его успокоить. Которому было не все равно.

— Я знаю, — хмыкнул Криврин по ту сторону. — Я никогда не видел ваших лиц, потому что генерал не сражается на поле боя. Я мечтал оказаться на передовой, чтобы почувствовать, что там происходит, чтобы перестать считать потери просто цифрами, а не своим народом. Наверное, раньше я мог, но когда узнал, что Ашар покинул дом и записался в войска… Я не могу представить, что ты пережил, но я хотел бы разделить это с тобой. Так было бы честнее.

— Не надо, — угрюмо сказал Кайто. — Вы такого не заслужили.

Когда Кайто открыл глаза, перед ним стояла Гадюка и протягивала руку. Молчала, дожидаясь, когда он откликнется, но Кайто было сложно даже двинуть запястьем, словно все шарниры проржавели насквозь. Он прерывисто вздохнул. Моргнул несколько раз, не понимая, почему мир вокруг такой мутный, а потом вспомнил про слезы.

— Вы все слышали? — спросил он, избегая смотреть Гадюке в глаз.

— Слышала что? Эй, ты просто сидел тут и трясся, я пыталась тебя позвать, но ты молчал, — сказала она, наклонившись к Кайто. — Как ты? Отлично справился с ментатом, Кайто, — отметила она. — У нас… есть потери. Рада, что ты не среди них.