Смертельно безмолвна - 2

деревянной стене. – Столько ведьм прогнило в его стенах. Это не дом. Это кладбище.

Мы молчим, не шевелимся. Мы ждем. Никто не решается нарушить тишину, потому что не

знает, к чему приведут слова, и на что они спровоцируют гостью. Когда Ариадна не глядит на

меня ядовитым и омертвелым взглядом, она кажется прежней. Но как только ее черные зрачки

встречаются с моими, по коже прокатывается пожар из дрожи.

– От этого дома давно пора избавиться. – Ее ладонь скатывается вниз.

В эту же секунду пламя в камине вспыхивает яркими искрами, откашливается, будто живой,

умирающий человек! Но пламя не утихает, силы его не угасают. Уже в следующее мгновение

огонь разрастается и выплевывает наружу оранжевые языки, которые проворно цепляются за

мраморную плиту, оставляя черную копоть, и за ковер, оставляя пылающие искры. Жар ударяет в

лицо, и я собираюсь отпрыгнуть в сторону, но внезапно натыкаюсь на пустой взгляд девушки, в

котором плавают огненные, сверкающие линии.

– Ты не сдвинешься с места, – ее голос спокойный и ровный. Я прищуриваюсь, а она

отворачивается и протяжно выдыхает. – Тебя это тоже касается, Мэри.

– Что? – Вопрошает Норин, наконец, поддавшись эмоциям. – Ари, что ты делаешь?

Девушка равнодушно пожимает плечами.

– Ухожу. И ты уходишь со мной.

Принуждение работает, как часы. Старшая Монфор делает первый шаг и округляет и без

того огромные глаза. Она смотрит на Мэри-Линетт, смотрит на огонь, который упрямо

вырывается из кряхтящего камина и перекидывается на ворсистый ковер, и шепчет:

– Нет.

– Не трать мое время.

– Ари, пожалуйста! – Восклицает Мэри, впившись пальцами в колени. Она глядит на свои

ноги, сжимает их, но они ей не подчиняются. Они приросли к полу, как и мои.

– Ты ведь хотела узнать, как это – гореть, – напоминает Ариадна, двигаясь к выходу.

– Я пойду с тобой, – шепчет Норин, – но только если ты позволишь им выбраться.

Ари внезапно останавливается. Смотрит через плечо на тетю и отрезает:

– Ты пойдешь со мной в любом случае.

Что-то меняется во мне. Я не узнаю Ари. Не узнаю ее голоса, ее глаз. Она уходит, не

посмотрев на меня или Мэри-Линетт, она просто поворачивается к нам спиной и покидает

гостиную, словно не оставила нас здесь гореть заживо. Она оставляет нас умирать.

Норин испуганно приоткрывает рот и идет за девушкой, но смотрит на сестру. Когда она

проходит мимо Мэри, их руки стремительно сплетаются, взгляды сталкиваются. Губы младшей

Монфор дрогают от улыбки, а лицо старшей искажает гримаса боли.

– Нет, – шепчет она, качая головой, – нет, нет!

– Ничего страшного. Все хорошо.

– Нет, Мэри!

Принуждение тянет ее дальше. Расстояние между сестрами становится все больше и, в

конечном счете, их пальцы размыкаются, позволив реальности выстроить глухую стену.

– Мэри! – В последний раз восклицает Норин Монфор и скрывается из виду.

Все это время Мэри-Линетт мужественно держалась, не позволяя панике затуманить

рассудок, но как только сестра уходит, лицо у нее бледнеет, а в глазах застывает ужас.

Она поворачивается ко мне и шепчет:

– Дело дрянь.

Полностью согласен. Огонь приближается к моим ногам, и я чувствую, как тепло от камина

нагревает воздух. Языки пламени почти достигают подошвы моих кроссовок, и, не хотелось бы

нагнетать обстановку, но мне становится паршиво. Желудок сводит.

– Черт. – Порывисто дергаюсь в сторону, но так и не схожу с места, осматриваю ноги и

осматриваю комнату, заполняющуюся едким дымом, а затем гляжу на Монфор. – Идеи?

Женщина сглатывает. Нервно хватается пальцами за лицо и прокатывается ладонью по

вспотевшим щекам. Что у нее происходит в голове? Вокруг чего вертятся мысли? Я бы не

отказался сейчас от какой-нибудь способности: контролировать воду или воздух. Меня устроило

бы что угодно, лишь бы суметь выбраться отсюда, но как? Ариадна приказала не сходить с места.

И до каких пор? Пока не поджаримся заживо? Неожиданно Мэри-Линетт встряхивает головой и

наклоняется вперед.

– Что вы делаете?

– Я не собираюсь сгорать заживо. – Рявкает она, пытаясь дотянуться до кресла.

– Да, сгорать заживо больно.

– Не сегодня, – шипит Мэри, стиснув зубы, – и не в этом веке.

Наконец, ей удается ухватиться за край потертого, массивного кресла, которое стоит ближе

к выходу из гостиной. Я недоуменно хмурюсь, а потом чувствую, как язык пламени

набрасывается на мою руку, и стремительно отшатываюсь назад. Пальцы вспыхивают так горячо,

что судорога прокатывается вдоль всего локтя, и я рассержено стискиваю зубы.

– Черт возьми.

– Пригнись.

– Что?

Недоуменно оборачиваюсь и замираю, увидев, как женщина легким движением руки

подхватывает кресло, поднимает над полом и кидает в сторону камина. Что за...

– Осторожно!

Твою мать. Я порывисто наклоняюсь вперед, закрываю ладонями лицо и слышу, как кресло

врезается в камин, заполонив проход огненным языкам. Я валюсь на пол под хруст

разваливающейся мебели, прокатываюсь подбородком по половицам и щурюсь.

– Черт, – в ушах неприятно звенит, в ноздрях какая-то дрянь, – вы спятили!

– Огня стало меньше.

– Меньше? – Оборачиваюсь через плечо, гляжу на камин и нервно сглатываю. Пламя

начинает медленно обгладывать кресло, будто изголодавшийся пес обгладывающий кость. И

внутри у меня все от омерзения скомкивается в колючий шар из злости. – Дерьмо.

– Что? – Мэри-Линетт раздраженно сводит брови. – Теперь у нас есть пара минут.