Смертельно безмолвна
Шрифт:
– Ариадна придет за моей семьей, я знаю. Она практически сама сказала мне об этом.
– Ты не знаешь, что она сделает, – отвернувшись, отрезаю я.
– Я восхищаюсь тем, как ты защищаешь ее, Мэтт. Но я – не ты.
– Ари выкарабкается.
– Я верю. Правда, я верю, что так и будет. Но я не могу рисковать. Мы с родителями решили уехать, Мэтт. – Перевожу озадаченный взгляд на девушку, а она опускает глаза на замерзшие ладони. Мнет их и нервно дергает уголками губ. – Я попросила отца как можно скорей собрать вещи, и он согласился. Он теперь во всем со мной соглашается.
Молчу,
Мы привыкли, что друзья с нами до конца. Что знакомые всегда помогут. Что они не знают страха, не боятся боли, не хотят освободиться или покинуть замкнутый круг. Но это иллюзия. Утопия. Люди всегда сбегали с тонущего корабля. Заставить их остаться может лишь нечто важное, и это важное говорит Бетани нестись вон из Астерии и спасать семью.
– Ты права. – Наконец, говорю я, коротко кивнув. – Ты должна уехать.
– Знаю, ты меня осуждаешь.
– Тебя не должно это волновать.
– Но меня волнует. Я очень боюсь, что с тобой или Хэрри что-то случится. – Бетани с горечью поджимает губы и неожиданно резко отворачивается. Ее плечи дрогают, но затем Пэмроу берет себя в руки, выпрямляется и вновь переводит на меня взгляд. – Вы помогли мне, когда я осталась одна, а сейчас я вас бросаю. Но мне страшно, Мэтт. Я не хочу, чтобы погиб мой отец. Он только ко мне вернулся! Я не могу надеяться, что, возможно, Ариадна ничего с ним не сделает. Она сделает. Он совершил ошибку, и она заставит его заплатить.
– Ты не должна оправдываться передо мной, Бетани. Наверно, самое важное в нашей жизни – это защищать тех, кто нам дорог. Я защищаю Ариадну. Ты защищаешь семью.
– Ты не против?
Я вдруг усмехаюсь и потираю пальцами глаза.
– Спрашиваешь у меня разрешения?
– Хочу услышать это от тебя. Хочу убедиться, что поступаю верно.
– Ты поступаешь верно. – Вижу, как у нее скатываются слезы, и морщусь. – Не надо.
– Прости, – она быстрым движением пальцев проходится по щекам, – я схожу с ума.
– Тебе страшно. Это нормально. И когда ты уезжаешь?
– Сейчас. Родители уже ждут меня дома.
Теперь ясно, почему она пришла так рано. Я киваю, а Пэмроу шмыгает носом.
Солнце лениво выкатывается из-за горизонта. Первые лучи падают на лицо девушки и заставляют мокрые полосы на ее щеках блестеть и переливаться. Бет протирает ладонью лицо и неожиданно достает из внутреннего кармана куртки смятую, картонную папку.
– Держи, – говорит она и отдает папку мне. Внутри лежит что-то тяжелое, плотное. Я с интересом достаю содержимое и вскидываю брови. Это оружие, пистолет. Стремительно поднимаю подбородок, а девушка кивает. – Он может пригодиться.
– Я не возьму.
– Мэтт.
– Это незаконно, Бетани. Зачем мне браунинг?
– А зачем тебе спортивный лук и стрелы?
– Это другое.
– Нет, – девушка кладет руку мне на плечо, а я вновь сосредоточенно изучаю оружие. Она спятила. Я спятил, если возьму его. Это уже не шутки. – Ты должен защищаться.
– Я не хочу. Только не так.
– Это пистолет моего отца. Пусть он будет у
тебя. Я уверена, что ты воспользуешься им только в том случае, если он действительно будет необходим.Груз ответственности взваливается мне на спину. И я киваю, потому что думаю, что я смогу его вынести. Холодный металл обжигает пальцы. Я уверенно прячу пистолет себе за спину, а затем вновь смотрю на Бетани, не выдавая дрожи, прокатившейся по горлу.
– Хорошо. – Свожу брови. – Спасибо.
– Мэтт, будьте осторожны. И попрощайся, пожалуйста, с Хэрри.
– Почему бы тебе самой этого не сделать?
– Я не умею прощаться.
– Но он заслуживает, Бет, чтобы ты сама сказала ему правду.
– Если я поговорю с ним, то буду чувствовать себя еще хуже, – девушка поднимается и прокатывается ладонями по бедрам, – а мне и так трудно бросать вас.
Я задумчиво хмыкаю и почему-то думаю, что трудно ей будет еще несколько минут. Потом она окажется рядом с родителями, далеко от Астерии, и жизнь сразу же перестанет быть трудной. Возможно, жизнь даже станет нормальной.
Встаю со скамейки и киваю.
– Как хочешь.
– Я позвоню вам, как только приеду к...
– Не надо, – обрываю Пэмроу, подавшись вперед, – не говори, куда ты едешь. На тот случай, если... ну... – Я взмахиваю пальцами в воздухе и закатываю глаза. – Ты поняла.
– Да, конечно. – Она хлопает себя ладонью по лбу. – Прости. Тогда я просто напишу.
– Договорились.
– Пока, Мэтт. И будь осторожен.
– До меня уже дошло. Иди. Скоро рассветет.
Девушка кивает и решительно спускается по ступенькам. Бетти не оборачивается, а я не машу ей вслед. Она уходит, я захожу в дом, и неожиданно жизнь продолжается, только уже без упрямой девушки, которая неожиданно в нашей жизни появилась.
Я останавливаюсь в коридоре. В одной руке фотографии, в другой пистолет. Сердце неистово тарабанит по легким, а я могу лишь думать о том, что в коттедже холодно.
Хмыкаю и плетусь в гостиную, чтобы разжечь камин.
***
Я сижу в гостиной, когда дверь подвала распахивается, и в коридор выходит Норин.
Женщина неуклюже покачивается, схватившись руками за голову, опирается о стену и поднимает на меня взгляд полный недоумения. Она хмурит брови, и потом, вслед за ней, из подвала выползает Мэри-Линетт. Сестры выглядят ужасно растерянными.
– Доброе утро. – Я помахиваю рукой и невольно усмехаюсь. Черт возьми, не верится, что еще ночью эти женщины собирались с лихвой оторваться на вечеринке. – Очнулись?
– Мэттью, – протягивает Норин, прищурившись, – что... что происходит.
– Вы не помните?
– Все в тумане. – Отвечает младшая Монфор, ссутулившись. – Но почему?
– Это алкоголь. Так он действует на тех, кто напивается вдребезги.
Норин сплетает на груди руки и по-птичьи наклоняет голову, словно я спятил и несу чепуху. Но вот Мэри-Линетт тут же покрывается блекло-алой краской и поджимает губы.
– Значит, это был не сон?
– Нет, не сон.
– О, Боги.
– Быть не может, – противится Норин, вздернув подбородок, – я не могла...