Смертельно прекрасна

– Что ж, ты готов выслушать меня? Речь будет длинной, поверь мне.

– Естественно. Только…

Он замолкает, поджав засохшие губы, а я хмурюсь.

– Только – что?

– Сначала я напишу Мэтту и скажу, что ты здесь.

Закатываю глаза, притворяясь уставшей от праведного Мэтта девицей. Но, на самом деле, внутри у меня все превращается в раскаленную лаву. Пожимаю плечами: мол, делай, что хочешь, а сама думаю: зачем ему писать? Почему Хэрри решил написать?

– Он волновался, – прочитав мои мысли, протягивает парень, – написал, что вы с ним нехорошо поговорили, и ты ушла.

– Да, что-то вроде того, – едва слышно хриплю я.

– И что на этот раз вы не поделили?

Слабо улыбаюсь. Хэрри вопросительно брови вскидывает, а я не могу заставить себя признаться, что взбесила меня милашка-Джил. Звучит это так же жалко, как и то , что идти мне некуда. Если не хуже. Покачиваю головой и выдыхаю:

– Не знаю. Мне с Мэттом вообще трудно общаться.

– Как и ему с тобой, – таинственно улыбаясь, протягивает парень, стуча пальцами по экрану телефона. Я с интересом выпрямляюсь.

– И ты знаешь об этом, потому что…

– …он сказал.

– Мэтт? – Скептически уточняю я.

– Ну, а кто еще? – Допечатав сообщение, восклицает Хэрри. – Он, конечно! Помимо того, что Мэтт постоянно называет тебя надоедливой занозой в заднице – это я цитирую, если что – он, кажется, упоминал, что ты упрямая и невыносимая.

– Вот как. Отличная у тебя теория: говорить всегда правду. – Ворчу я. – Сейчас Мэтт вернется, и я накинусь на него с кулаками.

– Я бы заплатил за это зрелище.

Хэйдан смеется, а я закатываю глаза. И кто еще из нас невыносимый?

– Кстати, я ведь Мэтту не сказала, что видела его маму. – Внутри холодеет. Мой друг тут же в лице меняется и перестает улыбаться. Он нервно головой встряхивает, в сторону смотрит, а потом взглядом меня едва к гамаку не припечатывает.

– Это слишком. Слишком больно. Он опять сломается.

– Но почему? Она ведь только мне является. И я давно ее не видела…

– Любое упоминание о матери меняет в нем что-то. Башку ему сносит напрочь, Ари.

– Звучит устрашающе, – хриплю я.

– Знаешь…, – Хэрри кивает и нервно потирает пальцами переносицу, – это закрытая тема. В школе один парень как-то раз обмолвился о ней, так Мэтт ногу ему сломал.

– Мэтт? Он драться умеет?

– Что значит – умеет? Молотить кулаками в разные стороны все могут. И в прошлом он много чего натворил. Поверь мне, вспоминать об этом – не лучшая идея.

Я киваю. Хэрри не просто так бледнеет, не просто так стягивает очки и в пальцах их начинает крутить. Он переживает, а, значит, причины волноваться действительно есть.

– Хорошо, – отрезаю я, – Мэтт об этом не узнает.

– Обещаешь? Я не против говорить правду , но в этой ситуации…

– Все в порядке, Хэрри. Я поняла. Есть темы, которые не стоит поднимать.

Парень выдыхает и робко кривит губы. Мне вдруг становится грустно. Что же такое натворил в прошлом Мэтт, что при воспоминаниях об этом у Хэйдана лицо бледнеет?

Мы замолкаем. Сидим, оперевшись друг на друга, и думаем каждый о своем. Запах в воздухе витает свежий и такой настоящий. Он пробирается внутрь моих мыслей, под кожу впитывается, и голова кружится. Но я , наконец, чувствую себя хорошо. Через забор к нам рвутся звуки проезжающих машин, а из открытого окна доносятся звуки телепередачи. Но в этом нет ничего лишнего. Такое ощущение, будто сложились те самые составляющие, от которых зависит не только настроение, но и душевное спокойствие.

Невольно мое внимание привлекает движение на ступеньках. П однимаю подбородок и вижу Мэтта с двумя широкими чашками, над которыми плавает узорчатый пар. Парень плетется к нам с самым серьезным выражением лица, на которое только способенрод наш человеческий, и ставит кружки на столик. На нем до сих пор сверкают дождевые капли.

– Это мама передала, – объясняет парень, не смотря мне в глаза. – Надо за еще одной сходить. И мама приготовила какие-то сэндвичи…

Мэтт почесывает шею, а с гамака вдруг поднимается Хэрри.

– Я принесу. – Восклицает он, потянув спину. – Пройтись хочу. Вы еще будете…

– … нет. – Быстро отрезаю я и смущенно улыбаюсь. – Спасибо, не надо ничего.

Парень кивает и плетется в дом, а рядом со мной присаживает Мэттью. Я слышу, как он ровно дышит, и не могу похвастаться тем же. Чувствую себя странно. Хочу посмотреть на него, но, в то же время, приказываю себе не шевелиться. Так и пялюсь в одну точку, на какой-то старый, треснувший горшок, брошенный около забора.

– Послушай, – неожиданно шепчет парень, и я все-таки перевожу на него взгляд, – я, наверно, сказал что-то не то. В смысле, да. Я был груб.

– Мэтт…

– Я просто знаю Логана. Мы с ним общались раньше, и мне показалось, что я должен предупредить тебя. Вот и все.

Он откидывает носком ботинка землю, слипшуюся от дождя, а я выдыхаю.

– Ты не сделал ничего такого, из-за чего сейчас нужно оправдываться.

– Думаешь? – Мы встречаемся взглядами, и парень ухмыляется. – С тобой мне всегда кажется, что я делаю что-то не то или говорю. Мне показалось, я тебя обидел.

– Не выдумывай, – слишком уж быстро я перевожу глаза на свои сплетенные пальцы. Покачиваю головой. – Я должна была тебе позвонить, как мы и договаривались.

– Да. Но ты не позвонила, и я уверен, что у тебя были причины.

– Я узнала правду о своей семье, на этой почве поссорилась с тетушками, сбежала по Дилосу бродить в полном одиночестве, а потом едва не угодила в руки кретинов из бара.

Мэтт задумчиво кивает и протягивает:

– Я и не сомневался, что ты весело провела время.

Усмехаюсь и замечаю, как уголки губ Мэтта предательски вздрагивают.

– Ага! – Восклицаю я, отстранившись от парня. – Мэтт Нортон умеет улыбаться!

Парень закатывает глаза, я смеюсь еще громче, а он вдруг притягивает меня к себе и, издеваясь, взъерошивает волосы. Хохочу, а Мэтт протягивает:

– Я улыбаюсь только по праздникам!

– Ну, значит, сегодня у нас праздник, – вскочив с гамака, смеюсь я.

– Вы долго там? – Громко взвывает за дверью Хэрри, и мы с Мэттом одновременно в лице меняемся, нелепо смутившись. – Я уже устал держать чашку. Мир? Я могу пройти?

– Никто и не ссорился, – ворчит Мэтт.

– Да-да. Так я вам и поверил… – Шаркая по земле, причитает Хэйдан и ставит на стол кружку и огромную тарелку с сэндвичами ; он потирает ладони. – Кхм-кхм …, отпразднуем первое извинение Мэтта за всю его жизнь.