Смотритель
Шрифт:
– Друг твой с мадам в камни ушли, одеяла с собой взяли, еду, так и лежать в камнях в обнимку, соскучились, однако, - сказала Катерина.
– А ты не соскучилась?
– спросил лейтенант.
– Соскучилась, соскучилась, - сказала девушка и пошла готовить пищу.
– А ты кушать хочешь?
– спросил фон Безен лейтенанта Метелкина.
– Не особенно, - сказал лейтенант, - я, как и все русские, питаюсь Святым Духом и без пищи могу целый месяц прожить, меня только сверху нужно водичкой поливать, чтобы не засеребрился.
– Врешь ты все, - сказал штурмфюрер, - сейчас придет Савандорж и набьет
– Ну, ты совсем как русский стал говорить, - засмеялся Метелкин.
– С кем поведешься, от того и наберешься, - сказал штурмфюрер.
– А ты готов пройти испытание самосозерцанием?
– Это как?
– спросил Метелкин.
– О, это очень просто, - сказал фон Безен, - садишься в поле лотоса и начинаешь выключать себя из жизни, оставляя бьющимся только сердце, как у того монаха, который сидит уже триста лет и проснется лет пятьдесят с гаком. Вот тогда и увидим, у кого и сколько серебря спрятано в организме.
– Давай, - сказал Метелкин и протянул штурмфюреру руку, - прямо с понедельника и начнем.
– Почему это с понедельника?
– не понял русской идиомы фон Безен.
– Прямо сейчас начнем. Садись, женщины наши будут судьями.
Лейтенант и штурмфюрер, подобрав полы халатов сели друг против друга на подушках и приняли позу лотоса, скрестив ноги калачиком.
Пришедшие через час женщины никак не могли дозваться до своих мужчин. Они не реагировали на звуки, а тела их медленно, но верно деревенели и остывали.
– Ой, да что это такое?
– громко по-бабьи и по-русски заголосила Екатерина.
– Oh, mein Gott, - по-немецки заголосила Марья.
– Все понятно, - сказал вошедший Савандорж, - это у них поединок такой, по-вашему, дуэль называется. Кто кого пересидит и у кого первого серебро или золото на теле выступит.
– При чем здесь золото и серебро?
– не поняли женщины.
– Однако, - ответствовал монах, - если на человеке золото выступает, то святой значит, его можно вместо иконы использовать.
– А если серебро?
– спросили женщины.
– Если серебро, - задумчиво сказал Савандорж, - то не святые они, а наоборот - великие грешники.
– Надо их вынести на улицу, - сказала из-за спин мадам Лохонг.
– Они же там замерзнут, - запротестовали женщины.
– Ничего с ними не будет, - сказал значительно Савандорж, - они ничего не чувствуют и тела их ничего не чувствуют. Все железо в крови и остальные металлы собираются в броню, которая их защищает. А в доме они только вонять будут.
– Как вонять?
– хором спросили женщины.
– Тлеть что ли будут?
– Зачем тлеть, - ухмыльнулся монах.
– Вонять будут. Организм свой они не контролируют, и все, что они ели и пили, выйдет наружу без их участия. Они же не далай-лама, чтобы за ними какашки подбирать и сворачивать их в драгоценные шарики, излечивающие от всех болезней.
Примечание. По представлениям тибетского буддизма, Далай-лама является перевоплощением бодхисаттвы
Авалокитешвары (тиб.: Ченрезиг [spyan ras gzigs]), бодхисаттвы сострадания. Начиная с XVII века вплоть до 1959 года Далай-ламы были теократическими правителями Тибета, руководя страной из тибетской столицы Лхасы. В связи с этим, и теперь Далай-лама рассматривается как духовный лидер тибетского народа.– Обязательно тебе нужно нам аппетит портить, - поморщились женщины.
– А сколько они так будут сидеть?
– Недолго, однако, - задумчиво сказал Савандорж, - лет пять или шесть...
– А как же их кормить?
– всполошились женщины.
– Не надо их кормить, - сказал монах, - они будут питаться энергией из космоса и вольным ветром, который будет рассказывать им, что и где произошло и приносить с собой пыльцу невиданных здесь растений. По-вашему, это амброзия.
Кое-как погрузив сидящих офицеров на кошмы, все вчетвером вытащили их на улицу и посадили друг напротив друга.
– Дуракам закон не писан, - резюмировала Мария и все пошли в дом принять вечернюю порцию пищи, чтобы ночью не снились голодные сны.
Прибытие отца
Утром над деревней услышали шум самолета. Все жители выскочили из домов посмотреть на диковинную в этих краях железную птицу.
Самолет перевернулся вверх колесами шасси и что-то выбросил из своего чрева. Через несколько секунд над выброшенной точкой раскрылся ослепительно белый парашют.
Приземлившимся на парашюте оказался профессор Фридрих Гутен Таг.
Он никак не думал, что придется прыгать с парашютом и поэтому дал команду летчику, во что бы то ни стало обеспечить его доставку в далекую тибетскую деревеньку, грозя ему неслыханными карами за неисполнение приказа...
Пилот двухместного истребителя, заслуженный летчик Германии и ветеран летчицкого труда, награжденный тремя знаками за налет по сто тысяч километров, приказ выполнил в точности, вывалив профессора из пассажирской кабины. После того, как профессора не стало, самолет полетел ровнее и быстрее.
– Профессор с возу, самолету легче, - подумал пилот и запел свою любимую песню, которую он пел всегда, когда выполнял важное задание, - а кабину я помою потом с мылом.
Звуки песни "Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек..." привлекли внимание жителей деревни, собравшихся около невиданного человека, от которого пахло так же, как от далай-ламы утром, но совершенно не удивили подошедших Екатерину и Марию.
– А, это вы, - вместо приветствия сказал профессор, - мне нужен душ и комната для отдыха.
Савандорж подхватил саквояж профессора и все вместе пошли к хоромам мадам Лохонг.
Вместо душа профессору принесли медный таз с тепленькой водой и грязное полотенце, которым он и утирался, морщась от брезгливости, совершенно не понимая, что на такой высоте и в таких условиях выживают только тибетцы, а все микробы и прочие вирусы стараются всеми правдами и неправдами сбежать из этих мест. И даже сейчас сидевшие на профессоре микробы были шокированы пустынностью этих мест и прокляли свою долю и решение жить вместе с этим чистюлей, который даже днем ходил в белом халате.