Снежная Королева

— Что же ты, Хани? — пальцы Варны заскользили по щеке дочери, заставляя Йоханну поднять на мать взгляд. На лице Ведьмы она заметила досаду, а в ее малахитовых глазах мелькнул страх. — Ты же понимаешь, что ожидает ту ведьму, которая обратится к Тьме? Понимаешь?

— Мама…

— Не понимаешь, — вздохнула Варна, потом присела рядом с Юлинной, больше не обращая внимания на дочь. — Иди.

Йоханна была готова взвыть, понимая, что за проступок мать точно накажет ее. Обратиться к темной сути для ведьмы, что приговорить себя к сожжению на костре. На костре своей ненависти. Если ведьма добровольно меняет свою суть, она становится изгоем среди других ведьм. Это Йоханна понимала, но все же решила рискнуть.

Готлиб. Белокурый красавец давно и прочно поселился в сердце юной ведьмочки. Второй сын Ульва Хансена, его гордость, его помощник и наследник. Старший сын господина Хансена давно был женат и принял наследие отца своей жены. И хотя господин Ульв был недоволен, он смирился, возложив на второго сына свои надежды. Хани влюбилась в него еще девочкой, когда он спас ее от нападения одичавшей собаки, которую ей не повезло встретить в лесу. А может, то был отбившийся от стаи волчонок? Но Готлиб оказался рядом, когда Йоханна пыталась отогнать зверя рогатиной, но неудачно упала, подвернув ногу. Парень не только расправился со зверем, но и на руках отнес девочку к дому Ведьмы. Потрепал по огненным кудрям и ушел. С тех пор девушка постоянно следила за любимым мужчиной издалека, надеясь, что однажды он увидит в ней красивую, а главное — желанную, женщину. А не увидит — она воспользуется своим правом. Правом Ведьмы. Главное, чтобы он не женился на Юлинне.

Йоханна тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Заметила, что Варна пристально смотрит на нее, словно пытаясь проникнуть в ее тайные мысли. В следующий миг Варна склонилась к уху Юлинны и что-то зашептала ей, а Йоханна, не испытывая никаких сожалений, развернулась и вышла из зала. Последнее, что она видела, как Юла медленно встала, повинуясь приказу Ведьмы, и пошла в свою комнату.

Я долго лежала, смотря в потолок. Все было таким привычным, но одновременно казалось таким чужим. Даже моя жизнь. Мне иногда казалось, что я проживаю ее за кого-то.

И эти сны… не знаю, сколько я еще буду смотреть этот «сериал», проживать чужую жизнь, испытывать чужую боль. Если бы хоть кто-нибудь смог объяснить мне, каким образом я связана с этими девушками. То, что все происходило в далеком прошлом, я уже поняла. И все это было явно не в России. Странная одежда, имена чужды моему слуху. А еще… ну где еще могут верить ведьмам? Да и само их существование… дичь какая-то, как сказала бы Арина. И что самое интересное, что я с нетерпением ждала наступление ночи и продолжения этих загадочных «снов». Да и сны ли это?

Вынужденные каникулы пришлись кстати. Я отдохнула, приведя в порядок свои мысли и чувства. Отец все дни был занят на ферме, мы практически не виделись, что дало мне время обдумать предстоящий разговор. Между хлопотами по дому и изучением присланного материала по предметам, я несколько раз сбегала к Лютику.

Отец пришел вечером, уставший и немного раздраженный. Поцеловал меня в макушку и принялся за ужин. Тишину прерывал только стук приборов, а напряжение в воздухе грозило превратиться в хорошую бурю.

— Что у тебя произошло? — прервал молчание папа и посмотрел на меня внимательно.

— Как? Тебе еще не доложили? — деланно «удивилась» я, бросая на стол вилку и отталкивая тарелку от себя. — Пап, мне сколько лет? Ты не думал, что я уже взрослая и меня не нужно охранять…

—…и поэтому ты снова умудрилась вляпаться со своими видениями? Снова, Даша! Сколько можно?!

— Папа! Я не виновата в этом…

— Ты мне говорила так в прошлый раз, дочь! Даша, пойми, это тебе не родная деревня, где твой папа — «закон и порядок». Я не смогу тебя так постоянно ограждать от разговоров и сплетен, если ты сама даешь повод…

— А ты не думаешь, что можно уже хоть что-нибудь мне рассказать. Чтобы я знала, чего мне ожидать. Но нет, ты молчишь, — меня, кажется, понесло, — ты снова молчишь! Ты даже не думаешь, что мне надоело уже смотреть эти сериалы и видения будущего других, — я понимала, что в этом отец точно не виноват, но интуитивно чувствовала, что если не все, то многое, он знает.

— Ну, расскажи уже хоть что-то! Если не хочешь говорить о маме… — горло перехватило, когда я увидела, что отец ощутимо напрягся.

— Хватит, Даша!!! — впервые на моей памяти отец повысил на меня голос и саданул кулаком по столу. Тарелки жалобно звякнули, а я от неожиданности чуть язык не откусила и подпрыгнула на месте.

Отец был зол. Нет, не так, он был в бешенстве. Я понимала, что причина его злости не я, вернее, не столько я, сколько эта злость направлена на обстоятельства нашего разговора, что я вынудила его говорить откровенно.

Наконец, он откинулся на стул и устало прикрыл глаза.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты никогда не узнала этой истории. Но, видно, такова судьба. Я до последнего надеялся, что «это» обойдет тебя, но, видимо, ошибся. Я понимаю, что узнать тебе лучше от меня, чем от кого-то постороннего. Идем, — он поднялся и вышел. Я, словно, сомнамбула двинулась следом, не совсем понимая, что произошло несколько минут назад.

Меня привели в святая святых этого дома, в спальню отца. В нашем доме это было негласное правило — входить сюда мне было запрещено. Уборкой, ремонтом, сменой портьер — всем этим занимался исключительно отец. Сам. Я никогда не нарушала это его требование, даже когда любопытство плескалось через край. Вот и сейчас я остановилась на пороге его комнаты, не решаясь войти и рассматривая спартанское убранство. Кровать, стол у окна, огромный ЖК-телевизор на противоположной стене и старенький видеоплеер (вот уж где раритет!).

А еще картины… я только бегло насчитала несколько десятков. С удивлением смотрела на самодельный мольберт, что стоял у окна, я ведь даже не подозревала, что папа умеет рисовать. На всех картинах была… я. Вернее, не я, а та, на кого я очень сильно похожа внешне. Тот же овал лица, длинные белые волосы, хоть и не достигшие талии, как у меня. Немного пухлые губы, причем у девушки с картины верхняя чуть полнее нижней, будто разочарована она или обижена. Маленький аккуратный носик, скулы чуть острее, хотя и пухлостью щек я не обладала. И синие глаза, которые смотрели с картин на меня чуть насмешливо и немного грустно. Присмотревшись, я все-таки отметила, что цвет ее глаз немного светлее, как летнее небо в ясный день. А в моих — больше синевы.

— Поразительное сходство, не правда ли? — тихо произнес отец, замерев спиной ко мне напротив стены с портретами.

— Она намного красивее меня, ведь даже сейчас заметно, что ты любил ее больше, — с долей ревности произнесла я, отворачиваясь от удивленного взгляда отца. Ну да, глупо, но… он писал и хранил картины с ее изображением, а я даже не знала, что папа умеет рисовать. — Ты с такой скрупулезностью переносил на холст ее черты, наверное, тебе неприятно смотреть на меня, ведь я всего лишь ее бледная копия….