Сновидения

— Правда… правда узнал? — Я не удержалась и расплакалась. — Всё вспомнил? Не врёшь? — произнесла торопливо.

Кёджуро ничего не ответил. Мужчина слегка отстранился, скользнув тёплой ладонью по моему лицу. После, приподняв голову за подбородок, посмотрел мне в глаза. В его взгляде плескались нежность, тепло и долгожданная любовь. Коснувшись волны этих чувств, я осознала, как начала таять. Грубые мужские пальцы осторожно смахнули горячие слёзы с моих румяных щёк. Всё внутри меня отчаянно кричало, чтобы этот момент длился, как можно дольше.

Он осторожно наклонился, поцеловав мои приоткрытые губы, не торопясь в своих действиях. Я слабо задрожала, прильнув к нему ещё сильнее. Крепкие мужские пальцы горячо сжали моё мягкое тело. Меня охватило огнём наслаждения. Я громко выдохнула, торопясь нацеловать его, моего Кёджуро. Насладиться им, наглядеться, словно миг нашей близости был шаток и краткосрочен. Слов больше не было, оставались только тёплые прикосновения и взгляды, переполненные пылкостью. Его уста были горячими и шершавыми, когда мои — мягкими и холодными. Кёджуро был сильным и смелым мужчиной, но сейчас, оставшись наедине со мной, он стал уязвимым и неловким в своих движениях. Сминая мои губы в поцелуе, он был робок, дрожа всем своим телом от чувств искренности и взаимности.

«Я люблю тебя!» — говорили наши прикосновения.

«Я хочу всегда быть рядом!» — шептали наши взгляды.

Оторвавшись от моих губ, мужчина осторожно поцеловал меня в нос, лоб, щёки, осыпав меня трепетными и осторожными касаниями. Я тихо засмеялась, и на моём лице засияла улыбка, а потом легонько перехватила мужскую ладонь, переплетая пальцы.

Часть 15 «Имя, которое нельзя произносить вслух»

Ночь не менее прекрасна и ужасна, чем день. Только слышалась лучше, да пела ярче в своём откровении. В это время бесстыдно обнажались людские страсти, в такт колоколами звеня вместе со звёздами. Чем темнее холодела ночь, тем острее будоражили желания людской ум. Оставалось только молиться со смешанным чувством благоговения и ужаса, возводя лик к небу, чтобы ясность человеческих сердец оказалась сильнее демонического искушения.

Мир сокрушился и погрузился во тьму, начав отбивать свой ритм в унисон с таинственной ночью, усыпанной яркими огнями и красками уличных фонарей. Повылазили из своих берлог местные торгаши и зазываки, скованные по рукам и ногам жадностью. Обычные зеваки, опьянённые местными красотами, потеплее кутались в тяжёлые одеяния, лихорадочно похлопывая руками по карманам с вещами. Суетливая толпа, заполнившая рыночную тропу, жужжала разными голосами, как назойливые пчёлы у ложки мёда. Вот, молоденькая девица, лестно улыбаясь пожилому господину, убеждала того в том, что шелка с золотым отливом отлично сядут на её худосочную фигурку. Поодаль, ласково лепеча, стояли супруги, выбирая детские пелёнки. Низко громыхая, пронеслась мимо тучная дама, придирчиво окинув беглым взглядом собравшуюся толпу. У каждого, кто заглядывал сюда, были свои цель и история. Конкретные и жадные, которые не терпели отлагательств. Или, наоборот, случайные и спонтанные, чем-то умиляющие своей наивной простотой — как у меня и Кёджуро.

— Спасибо. — Я смущённо коснулась кончиками пальцев аккуратного гребня, напоминающего своим жёлто-алым покрасом ласковые язычки пламени. — Очень красивый, — пробормотала неловко.

Стоило мне тайно восхититься гребнем, окинув его беглым взглядом, мечник тотчас подсуетился. Порывисто подлетев к громкой торгашке, приобрёл маленькую прелесть, суетливо вложив её в мою ладошку. После мужчина пытался скупить всё, на что падал мой случайный взор, из-за чего мне вовремя пришлось охладить его настрой.

— Я рад! — бодро воскликнул Кёджуро. — Очень, — чуть тише добавил он и осторожно перехватил мою свободную ладонь, нежно поглаживая пальцами.

?????

Кёджуро был ослеплён собственными чувствами, испытав одновременно радость и страх, встретившись лицом к лицу со своим истинным счастьем. Все важные слова, которые он должен был давно сказать, застряли комом в горле и никак не вырывались из уст на волю. Он сторонился перемен, но догадывался, что они неизбежны. Внезапно произошло нечто непростое и удивительное, тревожащее представление об обычном — Мэй Кавасаки. За ней волоклась тень, таящая в себе жуткие тайны, в которые было боязно окунуться с головой. Но более пугало, что все эти мрачные загадки могли исчезнуть вместе дорогой сердцу женщиной. А с её уходом вновь вернулось бы тяжёлое одиночество, от которого леденело сердце.

Кёджуро был готов поверить в любое чудо, которое могло оправдать существование Мэй в его жизни. Будь на то магическое переплетение судеб или коварная уловка демона. Самое главное, чтобы прекрасная госпожа, завладевшая его сердцем, всегда оставалась рядом. Мужчина отчаянно дрожал, сделав шаг навстречу неизвестности ради совместного будущего с той, от чьей доброй улыбки трепетала душа.

Мужчина с трудом подавил в себе все самые жадные порывы, сохранив нерушимую стойкость. Ещё немного. Совсем чуть-чуть! Не было бы в поместье излишне любопытных глаз и ушей, он бы давно сжал её, его милую Мэй, в своих ласковых объятиях, да утонул бы в нежности долгих и откровенных разговоров — об их прошлом. Но Мэй всё молчала и ни разу не заговорила о грёзах, поэтому мечник держал себя в руках, не позволяя того, что могло бы спугнуть девушку с самой прелестной улыбкой на свете. Он ещё успеет нацеловать её румяные щёки, прижать к груди её хрупкое тело и поверить в любую историю, которую она расскажет — если захочет рассказать. Всё что угодно, только бы милая Мэй никуда не исчезла. Кёджуро Ренгоку был бесконечно слаб перед женщиной, в которую оказался безнадёжно влюблён.

С ужасом для себя он осознал, что не представлял, как жил без девушки из грёз всё это время. Её появление оказалось настолько естественным и привычным в жизни мечника, словно так всегда было заведено в мире. Летом тепло светило солнце, зимой беспощадно щипал мороз щёки, а Мэй всегда находилась где-то рядом — в сердце и мыслях. Когда он начал к ней привязываться? В момент, когда она светло и звонко рассмеялась? Или, возможно, завидев её впервые в грёзах — очаровательную, неловкую и такую прекрасную? В любом случае, его сердце, покрытое паутиной горечи и печали, наконец, затрепетало, ожило и вспыхнуло горячими чувствами.

?????

— Так ярко! — Я восторженно обернулась по сторонам. Как же хорошо, что мы решили потянуть время и насладиться прелестью ночного рынка.

— Да? — Мужчина сменил задумчивое выражение лица на воодушевлённое. Склонившись ко мне, он заботливо проговорил, едва ли не касаясь шершавыми губами мочки моего уха. — Ты никогда не была здесь?

— Ах, нет, только днём. — Мои щёки обдало жаром. Я суетливо отвела взгляд в сторону, чувствуя, как начала задыхаться из-за собственного волнения. Я не знала, как себя вести рядом с Кёджуро после того, что произошло между нами. Кто мы теперь друг другу? Мужчина об этом молчал, сохранив непоколебимое спокойствие — это сбивало с толку! Выпрямив спину, Кёджуро казался безмятежным и счастливым, таким же бодрым и энергичным, как и всегда.

Хотелось поговорить, как простым людям — легко и непринуждённо. Раскрыть всё, что теплилось на дне сердца — здесь и там, в грёзах. Трепетно заглянуть в глаза и коснуться дрожащими пальцами грубой, мужской щеки. Но нужный момент для самого важного разговора никак не наступал. То Сенджуро неожиданно ворвался на задний двор поместья, нетерпеливо пища с портретом в руках. То неожиданно вся улица оживилась толпой любопытных глаз, заиграв хороводом огней.

— Меня Шинобу после захода солнца из поместья не выпускает, — наконец, добавила я, подавив тихий смешок, вспомнив ненароком знакомый силуэт молодой мечницы. Как же дорога и ценна была мне её внимательная строгость!

Иногда в мыслях хотелось назвать Шинобу старшей сестрицей, возможно, даже любящей маменькой — настолько тёплой и семейной её забота мне казалась. Как же хотела я со всей душой отплатить той же монетой. Быть внимательной, чуткой к терзаниям молодой женщины. К несчастью, Шинобу оказалась дверью, закрытой на тысячу замков. Иногда, беседуя по вечерам за чашечкой чая, я ловила себя на осознании, каким же пустым и одиноким был взгляд мечницы, стоило той на мгновение призадуматься. Она была храброй и волевой героиней, вызывающей восхищение и гордость. Но Шинобу всё ещё оставалась и обычным человеком, который по вечерам снимал свои рыцарские доспехи, обнажая уязвимость. У милой бабочки тоже были свои боли, страхи и переживания, о которых та не решалась рассказать даже самому ближнему. Когда-нибудь лёд, сковывающий её сердце, окончательно растопится, и прекрасная Шинобу поведает свою историю, не тая истинные чувства. Ради этого момента я была готова терпеливо ждать, держа рядом её любимое печенье и старый, добрый плед, которым могла укутать в тёплых объятиях.