Сны в Улье
Шрифт:
Нас держали там долго. Но мне показалось, что нас особо не подозревают. Все-таки Марина сама вызвала полицию. Когда нас, наконец, отпустили, в общежитие было ехать нельзя. Это все еще было место преступления. Поехала в антикафе, там есть Wi-Fi и мягкие пуфики. Только оставшись одна, я смогла, наконец, все обдумать.
Я выяснила для себя несколько вещей. Первая - самая неинтересная: в смерти человека нет ничего пугающего для меня. Для Марины было, но может быть, здесь дело даже не в ней самой, а в том, что Женя был ее парнем. Может быть, я бы тоже заорала, увидь я простреленную голову человека, с которым у меня был секс. Наверное, я бы думала: этот лоб я целовала, а теперь я могу посмотреть прямо сквозь его голову. А вот раньше не могла. Все меняется. И может быть, от этой мысли
Вторая мысль была более приятной. Я, наконец, все поняла. Да, они существуют. Я не знала, кто они, чем занимаются и насколько они могущественны, но совершенно точно они существовали. Я стала ругать себя, мол, какая же я дура. Надо же было догнать этого Кнуда и расспросить его обо всем. Он, конечно, говорил, что за мной вернутся, но вдруг он соврал. Он похож на того, кто может соврать. А если нет, я бы все равно хотела бы быть готова к их приходу. Это свойственно тайным организациям, предложить тебе что-то хитрое, на что ты соглашаешься из-за незнания.
Мне обязательно нужно было их найти. Я кажется, наконец, нашла свою цель в жизни. Я хочу либо вступить в эту организацию, либо разузнать про нее все. Стала искать информацию в интернете. Запрос «небесный строй» выдал лишь несколько стихотворений о войне, больше ничего осмысленного, на имя «Кнуд» множество статей про королей Дании и других скандинавов. «Открытие магии» дало больше результатов, на них я зависла надолго. Было ли что-либо из них правдой, не знаю. Но было грустно. Конечно, если они действительно тайная организация, в этом не было ничего удивительного. Но я не отчаивалась. Я знала, что хоть какая-то информация должна была просочиться в сеть.
Следующие несколько дней я провела в поисках. Прочесав весь рунет, я решила поискать в сетях других стран. На третий день мои поиски, наконец, увенчались успехом. Я нашла альбом некого польского музыканта и ди-джея Таддеуша, почему-то именно с двумя буквами «д», с провокационным названием «Репрессии и Наркотики». В этом альбоме были две очень подходящие песни, переводящиеся с польского, как, «Небесный Строй» и «Злой Кнуд». Ровно то, что я искала, только на польском и являющееся музыкой. Но сомнений быть не могло, это не просто совпадение. Даже если этот парень и выдумал это словосочетание, оно бы не совмещалось в одном альбоме с Кнудом. Я очень надеялась, что в тексте песен окажутся какие-то новые наводки, но в них не было слов. Drum and buss, где могли выкрикиваться лишь отдельные слова или звуки. В основу трека «Небесный Строй» был положен суровый военный марш. «Злой Кнуд» был тоже жёстким, но довольно хаотичным, полон криков, но при этом в песне чувствовалась какая-то грусть. Хотя возможно, я ее почувствовала потому, что не услышала в песни слов, или потому, что Кнуд теперь у меня ассоциировался со смертью Жени. Но вряд ли, ведь при воспоминании о смерти Жени мне грустно не становилось.
Сам Таддеуш оказался ослепительно красивым и очень-очень ярким. То есть и одежда его была яркой, как маркеры, и глаза яркие, зеленые и блестящие, да и лицо в целом яркое, загорелое, запоминающееся. На некоторых фотографиях он еще и рисовал что-нибудь у себя на лице. Я заметила, любимыми животными у него были осьминоги, они постоянно появлялись, то как нательный рисунок, то как картинка на футболке, а то на браслетах или сережках. Выглядело очень круто. То есть, я на себе подобные штуки не видела, но на него посмотреть было приятно. Хотя на него и без этого смотреть было приятно. Про самого Таддеуша информации было немного, одни лишь фотки, фотки, фотки. Выяснила лишь, что он популярен, и в Варшаве у него есть собственный клуб «Монстр», где он играет сам по пятницам.
Весь следующий день я пыталась найти еще что-нибудь про Таддеуша. Еще два дня я продолжала искать эти слова в сетях других стран. Еще через день я решила ехать в Варшаву. Денег особо не было. Украла новый iPhone у одногруппницы, съездила на рынок, чтобы продать. Стыдно не было, хотя понимала, что должно было бы. Сняла все деньги с карточки к тому же, не совсем я бессовестная, их я буду тратить в первую очередь. Еще пришлось потратиться на срочную визу. На учебе сказала, что съезжу домой
в Липецк, родителям сказала, что съезжу с Мариной на похороны. Якобы Женя жил в Краснодаре, хотя это и не так, наверное.Больше самой поездки меня волновало, как мне подойти к этому Таддеушу. Судя по тому, какой он крутой, это будет нелегко. В его клубах были сплошные фрики, причем некоторые очень замороченные. А фотографировались с ним вообще самые красивые из них. Я такой не была. Мое лицо было серым, одежда тоже, а фигура неинтересной. Я не любила свою внешность, даже фотографироваться не могла. Но я уловила суть фриков - не обязательно быть красивой, главное выделяться. Конечно, если ты при этом красивый, то ты крутой фрик, если нет, то просто фрик. Я купила себе в дешевом спортивном магазине обтягивающую ядерно-желтую майку, и порезала ее так, чтобы открыть часть спины и живот. Это я могла сделать, все-таки хоть тощая была, к счастью. Правда, мой черный лифчик торчал из-под нее, но это было скорее плюс, чем минус. К майке купила свободные штаны с занятным рисунком, в виде каких-то завитушек. Их долго можно было рассматривать. Но все равно на фрика я не была похожа нисколько. Хорошо бы татуировку сделать, но дорого. Поэтому накупила самых простых металлических сережек, и проколола себе по пять дырок в каждом ухе, пупок, бровь и нос. Хотела колоть дальше, но сережки закончились. В некоторые из них продела перья. Я делала это все сама, было немного больно, но очень увлекательно. Когда все примерила, я показалась себе лучше, чем обычно. Но все равно до клуба Таддеуша не дотягивала. Марина, как увидела, сказала, что я рехнулась.
На поезде было ехать восемнадцать часов. На самом деле не так уж много. Мой одногруппник ездил до Махачкалы тридцать восемь часов, например. А это все наша страна. Даже Польша стала казаться немного роднее. А возможно это во мне просто проявляется завоевательный ген, доставшийся мне много веков назад от татаро-монгол.
В поезде я изучала польский разговорник и немного паниковала. Пожилая женщина напротив подумала, что мне страшно ехать одной в другую страну. Но она была не права, мне страшно было, что Таддеуш не захочет мне ничего рассказывать. Тем более бесконечные деревья за окном нагоняли тоску.
Вокзал не впечатлил. Центр города чуть более, даже, можно сказать, он был сказочный. Но все равно было ощущение обманности: старый город построен заново в двадцатом веке, а жилые дома - могильники. Мой хостел и клуб Таддеуша находились в районе «Прага», отличавшемся от других частей города. Полуразвалившиеся обгорелые здания, заброшенные и нет. Яркие граффити на всю стену, церкви и церквушки. Старые кованые фонари. Казалось, будто район вышел из фантазий романтического художника-маргинала. Почти из моих фантазий. Да и люди здесь оказались по большей части асоциального вида. Хотя не исключено, что за штанами Adidas и перегаром как раз и скрывались художники.
Клуб Таддеуша оказался тоже в довольно впечатляющем месте. Он находился в некотором отдалении от жилых домов, отделяемый от них длинной полупустой парковкой, на которой происходят скорее кражи и угон машин, чем детективные убийства. Уже по пути туда с одной стороны стало очень неуютно, с другой стороны, глаза радовались. Группки молодых людей, одетых кто в яркую, рваную и украшенную шипами одежду, а кто в качественные рубашки и обтягивающие платья, курили у входа, смеялись, выходили из такси. Само здание было изрисовано граффити: кислотные насекомые с одной стороны, и выглядывающие люди из-за красных полос революции, с другой. Вызывало ассоциации с тоталитарной красной властью. Хотя, наверное, у меня, как у последыша советского периода, все красное ассоциировалось с коммунизмом.
Внутри клуба было очень громко, тесно, будто бы попала в другую, очень динамическую и беззаботную реальность. Пол был выкрашен в розовый, а на стенах снова граффити, только теперь уже абсолютно шизофренического содержания. Много животных, но все поедающие друг друга или самих себя, и много голых женщин, чуть меньше мужчин, все с мороженым, леденцами и другими сладостями. Но и у людей, и у животных, были совершенно блаженные лица. Хорошо рассмотреть их я не могла, свет мелькал, искрился, как фейерверк.