«О, если правда, что в ночи…»Не правда. Не читай, не надо.Все лучше: жалобы твои,Слез ежедневные ручьи,Чем эта лживая услада.Но если… о, тогда молчи!Еще не время, рано, рано.Как голос из-за океана,Как зов, как молния в ночи,Как в подземельи свет свечи,Как избавление от бреда,Как исцеленье… видит Бог,Он сам всего сказать не мог,Он сам в сомненьях изнемог…Тогда бессмер… молчи!.. победа,Ну,
как там у него? «залог».<1922>
«За слово, что помнил когда-то…»
За слово, что помнил когда-тоИ после навеки забыл,За все, что в сгораньях закатаИскал ты, и не находил,И за безысходность мечтанья,И холод растущий в груди,И медленное умираньеБез всяких надежд впереди,За белое имя спасенья,За темное имя любвиПрощаются все прегрешеньяИ все преступленья твои.
««О, если где-нибудь, в струящемся эфире…»
«О, если где-нибудь, в струящемся эфире,В надзвездной вышине,В непостижимой тьме, в невероятном миреТы все же внемлешь мне,То хоть бы только раз…» Но длилось промедленье,И все слабей дыша,От одиночества и от недоуменьяЗдесь умерла душа.
«Слушай – и в смутных догадках не лги…»
Слушай – и в смутных догадках не лги.Ночь настанет, и какая: ни зги!Надо безропотно встретить ее,Как ни сжималось бы сердце твое.Слушай себя, но не слушай людей.Музыка мира все глуше, бедней.Космос, полеты, восторги, война, —Жизнь, говорят, измениться должна.(Да, это так… Но не поняли вы:«Тише воды, ниже травы»).
«Был дом, как пещера. О, дай же мне вспомнить…»
Был дом, как пещера. О, дай же мне вспомнитьОдно только имя, очнуться, понять!Над соснами тучи редели. У домаНикто на порог нас не вышел встречать.Мужчины с охоты вернулись. ЗвенелиИ перекликались протяжно рога.Как лен были волосы над колыбелью,И ночь надвигалась, темна и долга.Откуда виденье? О чем этот ветер?Я в призрачном мире сбиваюсь с пути.Безмолвие, лес, одиночество, верность…Но слова единственного не найти.Был дом, как пещера. И слабые, зимние,Зеленые звезды. И снег, и покой,Конец, навсегда. Обрывается линия.Поэзия, жизнь, я прощаюсь с тобой!<1931>
«Твоих озер, Норвегия, твоих лесов…»
Твоих озер, Норвегия, твоих лесов…И оборвалась речь сама собою.На камне женщина поет без слов,Над нею небо льдисто – голубое.О верности, терпении, любви,О всех оставленных, о всех усталых…(Я здесь, я близко, вспомни, назови!)Сияет снег на озаренных скалах,Сияют сосны красные в снегу.Сон недоснившийся, неясный, о которомИначе рассказать я не могу…Твоим лесам, Норвегия, твоим озерам.<1924>
«Светало. Сиделка вздохнула. Потом…»
Светало. Сиделка вздохнула. ПотомСебя осенила небрежным крестомИ отложила ненужные спицы.Прошел коридорный с дежурным врачом.Покойника вынесли из больницы.А
я в это время в карты играл,Какой-нибудь вздор по привычке читал,И даже не встал. Ничего не расслышал,На голос из-за моря звавший не вышел,Не зная куда, без оглядки, навек…А вот, еще говорят – «человек»!
«Да, да… я презираю нервы…»
Да, да… я презираю нервы,Истерику, упреки, все.Наш мир – широкий, щедрый, верный,Как небеса, как бытие.Я презираю слезы, – слышишь?Бесчувственный я, так и знай!Скажи, что хочешь… тише, тише…Нет, имени не называй.Не называй его… а впрочемВсе выдохлось за столько лет.Воспоминанья? Клочья, клочья.Надежды? Их и вовсе нет.Не бойся, я сильней другого,Что хочешь говори… да, да!Но только нет, не это словоНемыслимое: никогда.
«Ну, вот и кончено теперь. Конец…»
Ну, вот и кончено теперь. Конец.Как в мелодраме, грубо и уныло.А ведь из человеческих сердецТаких, мне кажется, немного было.Но что ему мерещилось? О чемОн вспоминал, поверя сну пустому?Как на большой дороге, под дождем,Под леденящим ветром, к дому, к дому.Ну, вот и дома. Узнаешь? Конец.Все ясно. Остановка, окончанье.А ведь из человеческих сердец…И это обманувшее сиянье!
«За все, за все спасибо. За войну…»
За все, за все спасибо. За войну,За революцию и за изгнанье.За равнодушно-светлую страну,Где мы теперь «влачим существованье».Нет доли сладостней – все потерять.Нет радостней судьбы – скитальцем стать,И никогда ты к небу не был ближе,Чем здесь, устав скучать,Устав дышать,Без сил, без денег,Без любви,В Париже…
«Когда мы в Россию вернемся… о, Гамлет восточный…»
Когда мы в Россию вернемся… о, Гамлет восточный, когда? —Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода,Без всяких коней и триумфов, без всяких там кликов, пешком,Но только наверное знать бы, что вовремя мы добредем…Больница. Когда мы в Россию… колышется счастье в бреду,Как будто «Коль славен» играют в каком-то приморском саду,Как будто сквозь белые стены, в морозной предутренней мглеКолышатся тонкие свечи в морозном и спящем Кремле.Когда мы… довольно, довольно. Он болен, измучен и наг.Над нами трехцветным позором полощется нищенский флаг,И слишком здесь пахнет эфиром, и душно, и слишком тепло.Когда мы в Россию вернемся… но снегом ее замело.Пора собираться. Светает. Пора бы и двигаться в путь.Две медных монеты на веки. Скрещенные руки на грудь.
«Что там было? Ширь закатов блеклых…»
Что там было? Ширь закатов блеклых,Золоченных шпилей легкий взлет,Ледяные розаны на стеклах,Лед на улицах и в душах лед.Разговоры будто бы в могилах,Тишина, которой не смутить…Десять лет прошло, и мы не в силахЭтого ни вспомнить, ни забыть.Тысяча пройдет, не повторится,Не вернется это никогда.На земле была одна столица,Все другое – просто города.