Сухую позолоту кленаОктябрь по улицам несет,Уж вечерами на балконахНад картами не слышен счет,Но граммофон поет! И трубыЗавинчены, и круг скрипит,У попадьи ли ноют зубыИль околоточный грустит.Вертись, вертись! ОчарованьямИ призракам пощады нет.И верен божеским сказаньямАяксов клоунский дуэт.Но люди странны, – им не больноБылые муки вспоминатьИ хриплой музыки довольно,Чтоб задыхаться и рыдать.Был век… Иль, правда, вы забыли,Как, услыхав ночной гудок,Троянские суда отплылиС
добычей дивной на восток,Как, покидая дом и стены,И голубой архипелаг,На корабле кляла ЕленаТяжелой верности очаг.
«Стоцветными крутыми кораблями…»
Стоцветными крутыми кораблямиУж не плывут по небу облака,И берега занесены песками,И высохла стеклянная река.Но в тишине еще синеют звездыИ вянут затонувшие венки,Да у шатра разрушенного мерзнутГорбатые, седые старики.И сиринам, уж безголосым, снится,Что из шатра, в шелках и жемчугах,С пленительной улыбкой на устахВыходит Шемаханская царица.
Летом
Опять брожу. Поля и травы,Пустой и обгорелый лес,Потоки раскаленной лавыТекут с чернеющих небес.Я ненавижу тьму глухуюТомительных июльских дней,О дальней родине своей,Как пленник связанный, тоскуя.Пусть камни старой мостовойЗанесены горячей пылью,И солнце огненные крыльяВысоко держит над Невой,Но северная ночь заплачет,Весь город окружит кольцом,И Всадник со скалы поскачетЗа сумасшедшим беглецом…Тогда на миг, у вечной цели,Так близко зеленеет дно,И песни сонные в окноНесут ленивые свирели.
Зигфрид
Я не знаю, я все забыл.Что тревожишь ты темным словом?Я напиток душистый пилНа закате, в лесу сосновом.Только видел – друга лицоИскривилось радостью жгучей,Да на сосны тяжелым кольцом,Будто сонные, падали тучи…Не зови, не смотри на меня!Я тебя не люблю и не знаю, —Только синее море огняКак покинутый рай вспоминаю.
«Выходи, царица, из шатра…»
Выходи, царица, из шатра,Вспомним молодые вечера.Все здесь то же – ветер, города,Да в реке глубокая вода.То же небо на семи столбах,Все в персидских, бархатных звездах.И на дереве колдун сидит,Крылья опустил и не кричит.Скучно золотому петушкуВ тишине качаться на суку,Позднего прохожего поймать,Хитрую загадку загадать.И ведь, знаешь, холодно емуКолдовать в полуночную тьму!Все равно, что черное лицо,Что давно заржавело кольцо,Что дрожит прекрасная рука,А в руке не посох, а клюка.Выходи, царица, из шатра,Выходи, красавица, пора.
«Опять, опять лишь реки дождевые…»
Опять, опять лишь реки дождевыеПольются по широкому стеклу,Я под дождем бредущую РоссиюВсе тише и тревожнее люблю.Как мало нас, что пятна эти знаютЧахоточные на твоей щеке,Что гордым посохом не называютКостыль в уже слабеющей руке.
Элегии
I
Бегут, как волны, быстрые года,Несут, как волны, серебро и пену.Но я Вам обещаю – никогдаВы не увидите моей измены.Ведь
надо мною, проясняя муть,Уже сияет западное пламя,Ведь мой печальный и короткий путьЦветет уже осенними цветами.И я хочу до рокового дняЗабыть утехи юности мятежной,Лишь Ваши ласки в памяти храняИ образ Ваш, торжественный и нежный.
II
Когда с улыбкой собеседникМне в кубок льет веселое вино, —То кубок, может быть, последний,И странный пир продлить не суждено.Послушай, – радостное пеньеУже глушат рыданья панихид,И каждый день несет паденье,И каждый миг нам гибелью грозит.Так, на распутьи бедных дней,Я забываю годы, годы скуки,Все безнадежней и нежнейЦелуя холодеющие руки.
«Вот все, что помню: мосты и камни…»
Вот все, что помню: мосты и камни,Улыбка наглая у фонаря…И здесь забитые кем-то ставни.Дожди, безмолвие и заря.Брожу… Что будет со мной, не знаю,Но мысли, – но мысли только одни.Кукушка, грустно на ветке качаясь,Считает гостю редкому дни.И дни бессчетны. Пятнадцать, сорок,Иль бесконечность? Все равно.Не птице серой понять, как скороВетхий корабль идет на дно.
«Вот жизнь, – пелена снеговая…»
Вот жизнь, – пелена снеговая,И ночи, и здесь тишина, —Спустилась, лежит и не тает,Меня сторожит у окна.Вот, будто засыпано снегом,Что кроет и кроет поля,Рязанское белое небоВисит над стенами кремля.И томно поют колокольни,И мерно читают псалмы,О мире убогом и дольнем,О князе печали и тьмы.Ах, это ли жизнь молодая!Скорей бы лошадку стегнуть,Из тихого, снежного краяВ далекий отправиться путь.Стучат над мостами вагоны,Стучит и поет паровоз…Так больно и грустно влюбленных,Тяжелый, ты часто ли вез?Есть стрелы, которыми раненСмертельно и радостно я,Есть город, уснувший в тумане,Где жизнь оборвалась моя.Над серой и шумной рекоюМы встретимся, – я улыбнусь,Вздохну, – и к снегам, и к покоюВ пречистую пустынь вернусь.
«И жизнь свою, и ветры рая…»
И жизнь свою, и ветры рая,И тонущий на взморье лед, —Нет, ничего не вспоминаю,Ничто к возврату не зовет.Мне ль не понять и не поверить,Что все изменит, – и тогдаВойдет в разломанные двери,С бесстыдным хохотом, беда?Бывает, в сумраке вечернемВсе тонет… Я лежу во сне.Лишь стук шагов, далекий, верныйСлышнее в страшной тишине.И сердце, не довольно ль боли,О камни бьющейся любви?Ты видишь, – небо, сабли, поле,И губы тонкие в крови,Ты видишь, – в путь сбираясь длинный,Туда, к равнинам из равнин,Качается в дали пустыннойАлмазно-белый балдахин.
Последняя любовь
Вот, под окном идут солдатыИ глухо барабаны бьют.Смотрю и слушаю… Когда-тоМне утешенье принесут?Окно раскрыто, полночь скоро,А там – ни тьмы, ни ветерка,Там – Новгород, престольный город,И Волхов, синяя река.Письма не будет… Знаю, знаю.Писать ведь письма нелегко!Зачем гармоника играетТак поздно и недалеко?Последний нонешний денечек,Последние часы мои…Все ближе смерть. И все корочеТомительные к ней пути.