Словно в щели большого холста,Пробивается в небе дырявомОслепительная высота,Леденящая музыка славы.Это — ночь, первобытная ночь,Та, что сеет любовь и разлуку,Это — час, когда нечем помочьПротянувшему слабую руку.Останавливаются часыНад застигнутыми тишиною,Ложны меры и ложны весыВ час, когда наступает ночное.Это — ночь: город каменных масс,Глыб железо-бетонно-кирпичных,Стал прозрачней, нежней в этот часОт сомнительной правды скрипичной.Останавливаются
сердцаБезупречные, как логарифмы…В этот час поднимают купцаНад счетами полночные рифмы.Все, что строилось каторжным днем,Ночью рушится — в мусор и клочья.Гибнет, гибнет дневной ЕрихонОт космической музыки ночи.Ночью гуще тоска и вино(Сердце бьется сильнее во мраке),Ночью белое часто — черно,Смерть нам делает тайные знаки.Ночью даже счастливого жаль.Люди ночью слабее и ближе…Расцветает большая печальНа ночном черноземе Парижа.
66. «И вновь блуждают в окнах огоньки…»
И вновь блуждают в окнах огоньки, Грохочут ставни,И у каминов греют старики Печаль о давнем.Вот музыкой хрустальной, но земной, В тиши прогорклой,Струится дождь, хлеща фонарный строй По желтым стеклам.И фонари бегут, несутся прочь От мглы упорной.Обрушилась арктическая ночь Лавиной черной.Обрушилась, стремит неслышный бег, В дома стучится,И падает под нею человек, И зверь, и птица.Но есть сердца, лавине есть одна Средь нас преграда —Под силу им и ночь, и тишина, Им сна не надо.Есть человек ночной — он устоит Пред болью многой.Есть человек — он сердце веселит Хулой на Бога.…Мятежников и чудаков оплот, — На черном грунтеПитает ночь прекрасный горький плод: Мечту о бунте.
67. «В промерзлой тишине…»
В промерзлой тишине, в старинной мгле, всклокоченной и рваной,Открылся снова мне бесцельный путь в полночные туманы.О, спящий человек, отдавший псу ночное первородство,Здесь — ночь, фонарь и снег, мощеные луга для мечтоводства.Роняют в мглу часы певучие торжественные зерна.Поэты — словно псы — одни внимают им в пустыне черной.
68. «Как соленая песня рыбацкая…»
Как соленая песня рыбацкая,Как бессонная лампа поэта,Как зеленая сырость кабацкая — Эта ночь без рассвета.Как в горячей тени под терновникомПоджидающий Авеля — Каин,Как улыбка слепого любовника — Эта ночь городская.Как безногого бодрость румяная,Как неветхое слово Завета,Как письмо о любви безымянное — Эта ночь без ответа.Как сирена, тоской пораженная,Уходящего в даль парохода,Эта ночь — как гудок напряженная — Эта ночь без исхода.
69. «О чем сказать: о сини безвоздушной…»
О чем сказать: о сини безвоздушной,О скуке звезд, дрожащих надо мной,О песни ли, мятежной, но тщедушной, —О песне, усмиренной тишиной?О Розанове ль, на столе лежащемВопросом, на который смерть — ответ,Иль обо мне, бессонном подлежащем,К которому сказуемого нет?Друзья
мои, полночные предтечи,Как трудно ночью спать, а не бродить,Когда нам нечем, десятижды нечемНочную душу умиротворить…Луна висит над мертвою деревнейПриманкою, что бросил в мир Рыбак…О, жадность, слепота добычи древней,О, лай — о чем-то знающих — собак.
70. «Окно на полуночном полустанке…»
Окно на полуночном полустанкеИ тень в прямоугольнике окна,Улыбка недоступной англичанки,В полупустом кафе глоток вина,Танцующая в шатком балаганеХозяйская измученная дочь,Смычок — скользящий по старинной ране,Иль просто — одиночество и ночь…Свеча в ночи… на даче, за оградой…Свист, песня, смех — в деревне, за рекой…Немногого — о, малого мне надо,Чтобы смутить несытый мой покой.
71. «В сердце — грубых обид неостывшая накипь…»
В сердце — грубых обид неостывшая накипь:За обман унизительных лет,За какие-то тайные ложные знаки,Предвещавшие радость и свет.Снова ожила — Божьею неосторожностью —Тяжко двинулась, где-то на дне,Тоска по той невозможности,Что была обещана мне.
72. «Земля лежит в снегу. Над ней воздели сучья…»
Земля лежит в снегу. Над ней воздели сучьяДеревья нищие. Прозрачный реет дым.Все проще и нежней, безжалостно — и лучшеПод этим небом, близким и пустым.О чем же — этот снег, и след, ведущий мимоМеня и жизни стынущей моей?..О главном, о простом — и о непостижимом:О том, что все пройдет и все невозвратимо,Как дым меж коченеющих ветвей.
73. «Снег радости и снег печали…»
Снег радости и снег печали,Снег мудрости и чистоты.(Мы шли в прохладной радости печали)О многом знали мы, о многом мы молчали,Когда из музыкальной пустотыНа наши души грустно падал ты…
74. «В морозном сне, голубовато-снежном…»
В морозном сне, голубовато-снежном,В старинном танце, медленном и нежном,Снежинками нездешними пыля,Мертво кружились небо и земля.И коченея, в пустоте небес,Кого-то звал тысячерукий лес.Но сверху падал равнодушный снег,А по снегу, не поднимая век,Под белый хруст шел черный человек.И жуток был его неспешный шаг:Как будто шел он в гиблый белый мрак,Откуда нет возвратного пути,И — никому нельзя туда идти.
75. «Замерзая, качался фонарь у подъезда…»
Замерзая, качался фонарь у подъезда.Полицейский курился мохнатой свечой…А небо сияло над крышей железной,Над снегом, над черной кривой каланчой.Скучала в снегу беспризорная лошадь.В степи, надрываясь, свистел паровоз.О Боге, о смерти хрустели калоши.Арктической музыкой реял мороз.
76. «Бездомный парижский вечер качает звезду за окном…»
Бездомный парижский вечер качает звезду за окном.Испуганно воет труба и стучится в заслонку камина.Дружелюбная лампа дрожит на упрямом дубовом столеВсем бронзовым телом своим, что греет мне душу и руку.Сжимаются вещи от страха. И мнится оргеевским сномЛатинский квартал за окном, абажур с небывалым жасмином,Куба комнатного простота нестоличная — и в полумглеЗаснувшая женщина, стул, будильник, считающий скуку.