Собрание сочинений в одном томе

«Угадаешь ли сегодня, елки-палки…»

Угадаешь ли сегодня, елки-палки, Что засядет нам назавтра в черепа?! Я, к примеру, собираю зажигалки, Ну а Севка — начал мучать черепах. Друг мой Колька увлекается Ириной, Друг мой Юрка бредит верховой ездой, Друг мой Витька дни проводит под машиной, Друг мой Левка летом ходит с бородой. Если я задурю, захандрю — Зажигалки я вмиг раздарю, Или выбросить просто могу, Или одновременно зажгу. <1968>

«Как тесто на дрожжах, растут рекорды…»

Как тесто на дрожжах, растут рекорды, И в перспективе близкой, может быть, Боксеры разобьют друг другу морды, И скоро будет не по чему бить. Прыгун в длину упрыгнет за границу, А тот, кто будет прыгать в высоту, — Взлетит — и никогда не приземлится, Попав в «ТУ-104» на лету. Возможности спортсмена безграничны, И футболисты — даже на жаре — Так станут гармоничны и тактичны, Что все голы забьют в одной игре. Сейчас за положенье вне игры — жмут, А будет: тот, кто вне, тот — молодец, Штангисты вырвут, вытолкнут и выжмут Всю сталь, <чугун>, железо и <свинец>. Сольются вместе финиши и старты, Болельщикам задышится легко, Любители азарта сядут в карты, Стремясь набрать заветное «очко». И враз и навсегда поставят маты Друг другу все гроссмейстеры в момент, А судьи подадутся в адвокаты, — Любой экс-чемпион для них клиент. <1968>

«Парад-алле! Не видно кресел, мест!..»

Парад-алле! Не видно кресел, мест! Оркестр шпарил марш — и вдруг, весь в черном, Эффектно появился шпрехшталмейстр И крикнул о сегодняшнем коверном. Вот на манеже мощный черный слон, — Он показал им свой нерусский норов. Я раньше был уверен, будто он — Главою у зверей и у жонглеров… Я был не прав: с ним шел холуй с кнутом — Кормил его, ласкал, лез целоваться И на ухо шептал ему… О чем?! В слоне я сразу начал сомневаться. Потом слон сделал что-то вроде па — С презреньем и уведен был куда-то. И всякая полезла шантрапа — В лице людей, певиц и акробатов… Вот выскочили трое молодцов — Одновременно всех подвергли мукам, — Но вышел мужичок, из наглецов, И их убрал со сцены ловким трюком. Потом, когда там кто-то выжимал Людей ногами, грудью и руками, — Тот мужичок весь цирк увеселял Какой-то непонятностью с шарами. Он все за что-то брался, что-то клал, Хватал за все, — я понял: вот работа! Весь трюк был в том, что он не то хватал — Наверное, высмеивал кого-то! Убрав его — он был навеселе, — Арену занял сонм эквилибристов… Ну всё, пора кончать парад-алле Коверных! Дайте туш — даешь артистов! <Между 1967 и 1969>

«Я лежу в изоляторе…»

Я лежу в изоляторе — Здесь кругом резонаторы, — Если что-то случается — Тут же врач появляется. Здесь врачи — узурпаторы, Злые, как аллигаторы. Персонал — то есть нянечки — Запирают в предбанничке. Что мне север, экваторы, Что мне бабы-новаторы — Если в нашем предбанничке Так свирепствуют нянечки! Санитары — как авторы, — Хоть не бегай в театры вы! — Бьют и вяжут, как веники, — Правда, мы — шизофреники. У них лапы косматые, У них рожи усатые, И бутылки початые, Но от нас их попрятали. <Между 1967 и 1969>

«У меня долги перед друзьями…»

У меня долги перед друзьями, А у них зато — передо мной, — Но своими странными делами И они чудят, и я чудной. Напишите мне письма, ребята, Подарите мне пару минут — А не то моя жизнь будет смята И про вас меньше песен споют. Вы мосты не жгите за собою, Вы не рушьте карточных домов, — Бог с ними совсем, кто рвется к бою Просто из-за женщин и долгов! Напишите мне письма, ребята, Осчастливьте меня хоть чуть-чуть, — А не то я умру без зарплаты, Не успев вашей ласки хлебнуть. <1969>

«Граждане! Зачем толкаетесь…»

Граждане! Зачем толкаетесь, На скандал и ссору нарываетесь — Сесть хотите? дальняя дорога?.. Я вам уступлю, ради бога! Граждане, даже пьяные, Все мы — пассажиры постоянные, Все живем, билеты отрываем, Все — по жизни едем трамваем… Тесно вам? И зря ругаетесь — Почему вперед не продвигаетесь? Каши с вами, видимо, не сваришь… Никакой я вам не товарищ! Ноги все прокопытили, Вон уже дыра в кулак на кителе. Разбудите этого мужчину — Он во сне поет матерщину. Граждане! Жизнь кончается — Третий круг сойти не получается! «С вас, товарищ, штраф — рассчитайтесь!.. Нет? Тогда — еще покатайтесь…» <Между 1967 и 1969>

«Я уверен, как ни разу в жизни…»

Я уверен, как ни разу в жизни, Это точно, Что в моем здоровом организме — Червоточина. Может, мой никчемный орган — плевра, Может — многие, — Но лежу я в отделенье невро — патологии. Выдам то, что держится в секрете, Но — наверное, Наше населенье на две трети — Люди нервные. Эврика! Нашел — вот признак первый, Мной замеченный: Те, кто пьют, — у них сплошные нервы Вместо печени. Высох ты и бесподобно жилист, Словно мумия, — Знай, что твои нервы обнажились До безумия. Если ты ругаешь даже тихих Или ссоришься — Знай, что эти люди — тоже психи, — Ох, напорешься! 1969

«Слухи по России верховодят…»

Слухи по России верховодят И со сплетней в терцию поют. Ну а где-то рядом с ними ходит Правда, на которую плюют. <1969>

«Посмотришь — сразу скажешь: это кит…»

Посмотришь — сразу скажешь: это кит, А вот дельфин — любитель игр и танцев. Лицо же человека состоит Из глаз и незначительных нюансов. Там: ухо, рот и нос, Вид и цвет волос, Челюсть — что в ней — сила или тупость? Да! Еще вот — лоб, Чтоб понять без проб: Этот лоб — с намеком на преступность. В чужой беде нам разбираться лень: Дельфин зарезан, и киту несладко. Не верь, что кто-то там на вид — тюлень, — Взгляни в глаза — в них, может быть, касатка! Вот череп на износ — Нет на нем волос… Правда, он медлителен, как филин, А лицо его — Уши столовой, С небольшим количеством извилин. Сегодня оглянулся я назад — Труба калейдоскопа завертелась, — Я вспомнил все глаза и каждый взгляд — И мне пожить вторично захотелось. Видел я носы, Бритых и усы, Щеки, губы, шеи — всё как надо; Нёба, языки, Зубы как клыки — И ни одного прямого взгляда. Не относя сюда своих друзей, Своих любимых не подозревая, Привязанности все я сдам в музей, — Так будет, если вывезет кривая. Пусть врет экскурсовод: «Благородный рот, Волевой квадратный подбородок…» Это всё не жизнь — Это муляжи, Вплоть до носовых перегородок. Пусть переводит импозантный гид Про типы древних римлян и германцев, — Не знает гид: лицо-то состоит Из глаз и незначительных нюансов. 1969

«Как-то раз, цитаты Мао прочитав…»

Как-то раз, цитаты Мао прочитав, Вышли к нам они с большим его портретом. Мы тогда чуть-чуть нарушили устав… Остальное вам известно по газетам. Вспомнилась песня, вспомнился стих — Словно шепнули мне в ухо: «Сталин и Мао слушают их», — Вот почему заваруха. При поддержке минометного огня Молча, медленно, как будто на охоту, Рать китайская бежала на меня, — Позже выяснилось — численностью в роту. Вспомнилась песня, вспомнился стих — Словно шепнули мне в ухо: «Сталин и Мао слушают их», — Вот почему заваруха. Раньше — локти кусать, но не стрелять, Лучше дома пить сгущенное какао, — Но сегодня приказали — не пускать, — Теперь вам шиш — но пасаран, товарищ Мао! Вспомнилась песня, вспомнился стих — Словно шепнули мне в ухо: «Сталин и Мао слушают их», — Вот почему заваруха. Раньше я стрелял с колена — на бегу, — Не привык я просто к медленным решеньям. Раньше я стрелял по мнимому врагу, А теперь придется — по живым мишеням. Вспомнилась песня, вспомнился стих — Словно шепнули мне в ухо, «Сталин и Мао слушают их», — Вот почему заваруха. Мины падают, и рота так и прет — Кто как может — по воде, не зная броду… Что обидно — этот самый миномет Подарили мы китайскому народу. Вспомнилась песня, вспомнился стих — Словно шепнули мне в ухо: «Сталин и Мао слушают их», — Вот почему заваруха. Он давно — великий кормчий — вылезал, А теперь, не успокоившись на этом, Наши братья залегли — и дали залп… Остальное вам известно по газетам. 1969

«Маринка, слушай, милая Маринка…»

Маринка, слушай, милая Маринка, Кровиночка моя и половинка, — Ведь если разорвать, то — рупь за сто — Вторая будет совершать не то! Маринка, слушай, милая Маринка, Прекрасная, как детская картинка! Ну кто сейчас ответит — что есть то? Ты, только ты, ты можешь — и никто! Маринка, слушай, милая Маринка, Далекая, как в сказке Метерлинка, Ты — птица моя синяя вдали, — Вот только жаль — ее в раю нашли! Маринка, слушай, милая Маринка, Загадочная, как жилище инка, Идем со мной! Куда-нибудь, идем, — Мне все равно куда, но мы найдем! Поэт — и слово долго не стареет — Сказал: «Россия, Лета, Лорелея», — Россия — ты, и Лета, где мечты. Но Лорелея — нет. Ты — это ты! 1969

«Нет рядом никого, как ни дыши…»

Нет рядом никого, как ни дыши. Давай с тобой организуем встречу! Марина, ты письмо мне напиши — По телефону я тебе отвечу. Пусть будет так, как года два назад, Пусть встретимся надолго иль навечно, Пусть наши встречи только наугад, Хотя ведь ты работаешь, конечно. Не видел я любой другой руки, Которая бы так меня ласкала, — Вот по таким тоскуют моряки, — Сейчас моя душа затосковала. Я песен петь не буду никому — Пусть, может быть, ты этому не рада, — Я для тебя могу пойти в тюрьму — Пусть это будет за тебя награда. Не верь тому, что будут говорить, Не верю я тому, что люди рады, <И> как-нибудь мы будем вместе пить Любовный вздор и трепетного яда. <1969>