Собрание сочинений в одном томе

« Вагоны не обедают…»

Вагоны не обедают, Им перерыва нет. Вагоны честно бегают По лучшей из планет. Вагоны всякие, Для всех пригодные. Бывают мягкие, Международные. Вагон опрятненький, В нем нету потненьких, В нем всё — десятники И даже сотники. Ох, степь колышется! На ней — вагончики. Из окон слышится: «Мои лимончики!..» Лежат на полочке Мешки-баллончики. У каждой сволочи Свои вагончики. Порвешь животики На аккуратненьких! Вон едут сотники Да на десятниках! Многосемейные И просто всякие Войдут в купейные И даже в мягкие. А кто с мешком — иди По шпалам в ватнике. Как хошь — пешком иди, А хошь — в телятнике. На двери нулики — Смердят вагончики. В них едут жулики И самогонщики. А вот теплушка та — Прекрасно, душно в ней, — На сорок туш скота И на сто душ людей. Да в чем загвоздка-то? Бей их дубиною! За одного скота — Двух с половиною. А ну-ка, кончи-ка, Гармонь хрипатая! Вон в тех вагончиках — Голь перекатная… Вестимо, тесно тут, Из пор — сукровица… Вагоны с рельс сойдут И остановятся! <1970>

«В тайгу…»

В тайгу На санях на развалюхах, В соболях или в треухах — И богатый, и солидный, и убогий — Бегут В неизведанные чащи, — Кто-то реже, кто-то чаще, — В волчьи логова, в медвежие берлоги. Стоят, Как усталые боксеры, Вековые гренадеры В два обхвата, в три обхвата и поболе. И я Воздух ем, жую, глотаю, — Да я только здесь бываю За решеткой из деревьев — но на воле! 1970

«Нараспашку — при любой погоде…»

Нараспашку — при любой погоде, Босиком хожу по лужам и росе… Даже конь мой иноходью ходит, Это значит — иначе, чем все. Я иду в строю всегда не в ногу, Столько раз уже обруган старшиной! Шаг я прибавляю понемногу — И весь строй сбивается на мой. Мой кумир — на рынке зазывалы: Каждый хвалит только свой товар вразвес. Из меня не выйдет запевалы — Я пою с мелодией вразрез. Знаю, мне когда-то будет лихо; Мне б заранее могильную плиту, На табличке: «Говорите тихо!» Я второго слова не прочту. Из двух зол — из темноты и света — Люди часто выбирают темноту. Мне с любимой наплевать на это — Мы гуляем только на свету! <1970>

«Я тут подвиг совершил…»

Я тут подвиг совершил — Два пожара потушил, — Про меня в газете напечатали. И вчера ко мне припер Вдруг японский репортер — Обещает кучу всякой всячины. «Мы, — говорит, — организм ваш Изучим до йот, Мы запишем баш на баш Наследственный ваш код». Но ни за какие иены Я не продам свои гены, Ни за какие хоромы Не уступлю хромосомы! Он мне «Сони» предлагал, Джиу-джитсою стращал, Диапозитивы мне прокручивал, — Думал, он пробьет мне брешь — Чайный домик, полный гейш, — Ничего не выдумали лучшего! Досидел до ужина — Бросает его в пот. «Очень, — говорит, — он нужен нам — Наследственный ваш код». Но ни за какие иены Я не продам свои гены, Ни за какие хоромы Не уступлю хромосомы! Хоть японец желтолиц — У него шикарный блиц: «Дай хоть фотографией порадую!» Я не дал: а вдруг он врет? — Вон с газеты пусть берет — Там я схожий с ихнею микадою. Я спросил его в упор: «А ну, — говорю, — ответь, Код мой нужен, репортер, Не для забавы ведь?..» Но ни за какие иены Я не продам свои гены, Ни за какие хоромы Не уступлю хромосомы! Он решил, что победил, — Сразу карты мне открыл, — Разговор пошел без накомарников: «Код ваш нужен сей же час — Будем мы учить по вас Всех японских нашенских пожарников». Эх, неопытный народ! Где до наших вам! Лучше этот самый код Я своим отдам! <Между 1966 и 1971>

«Приехал в Монако…»

Приехал в Монако какой-то вояка, Зашел в казино и спустил капитал, — И внутренний голос воскликнул, расстроясь: «Эх, елки-моталки, — опять проиграл!» Банкрот заорал: «Кто это сказал?!» Крупье безучастно плечами пожал, Швейцар ему выход в момент указал, Тот в глаз ему дал, — ну, в общем, скандал. А он все кричал: «Кто <это> сказал?! Мне этот же голос число подсказал!..» — Стрельнул себе в рот — и тотчас замолчал. Не стало бедняги, и жаль капитал. <Между 1966 и 1971>

«Вот я выпиваю…»

Вот я выпиваю, потом засыпаю, Потом просыпаюсь попить натощак, — И вот замечаю: не хочется чаю, А в крайнем случ'aе — желаю коньяк. Всегда по субботам мне в баню охота, Но нет — я иду соображать на троих… Тут врали ребяты, что — есть телепаты, И даже читали в газете про их. А я их рассказу поверил не сразу, — Сперва я женился — и вспомнил, ей-ей: Чтоб как у людей я желаю жить с нею, — Ан нет — все выходит не как у людей! У них есть агенты и порпациенты — Агенты не знаю державы какой, — У них инструменты — магнитные ленты, И нас они делают левой ногой. Обидно, однако, — вчера была драка: Подрались — обнялись, — гляжу, пронесло. А 'aгент внушает: «Добей — разрешаю!» Добил… Вот уже восемь суток прошло. Мне эта забава совсем не по нраву: Пусть гнусности мне перестанут внушать! Кончайте калечить людям кажный вечер И дайте возможность самим поступать! <Между 1966 и 1971>

«Сколько великих выбыло!..»

Сколько великих выбыло! Их выбивали нож и отрава… Что же, на право выбора Каждый имеет право. <1971>

«В восторге я! Душа поет!..»

В восторге я! Душа поет! Противоборцы перемерли, И подсознанье выдает Общеприемлемые перлы. А наша первая пластинка — Неужто ли заезжена? Ну что мы делаем, Маринка! Ведь жизнь — одна, одна, одна! Мне тридцать три — висят на шее. Пластинка Дэвиса снята. Хочу в тебе, в бою, в траншее — Погибнуть в возрасте Христа. А ты — одна ты виновата В рожденье собственных детей! Люблю тебя любовью брата, А может быть — еще сильней! <1971>

«Отпишите мне в Сибирь, я в Сибири!..»

Отпишите мне в Сибирь, я в Сибири! Лоб стеною прошиби в этом мире! Отпишите мне письмо до зарплаты, Чтоб прочесть его я смог до питья-то. У меня теперь режим номер первый — Хоть убей, хоть завяжи! — очень скверный. У меня теперь дела ох в упадке, То ли пепел, то ль зола, всё в порядке. Не ходите вы ко мне, это мало, Мне достаточно вполне персонала. Напишите мне письмо поправдивей, Чтоб я снова стал с умом, нерадивый. Мне дают с утра яйцо, даже всмятку, Не поят меня винцом за десятку, Есть дают одно дерьмо — для диеты… Напишите ж мне письмо не про это. <1971>

«Ядовит и зол, ну словно кобра, я…»

Ядовит и зол, ну словно кобра, я — У меня больничнейший режим. Сделай-ка такое дело доброе — Нервы мне мои перевяжи. У меня ужасная компания — Кресло, телефон и туалет… Это же такое испытание, Мука и… другого слова нет. Загнан я, как кабаны, как гончей лось, И терплю, и мучаюсь во сне. У меня похмелие не кончилось — У меня похмелие вдвойне. У меня похмелье от сознания, Будто я так много пропустил… Это же моральное страдание! Вынести его не хватит сил. Так что ты уж сделай дело доброе, Так что ты уж сделай что-нибудь. А не то — воткну себе под ребра я Нож. И всё, и будет кончен путь! <1971>

«Я б тоже согласился на полет…»

«Я б тоже согласился на полет, Чтоб приобресть благ'a по возвращенье! — Так кто-то говорил. — Да, им везет!..» Так что ж он скажет о таком везенье? Корабль «Союз» и станция «Салют», И Смерть — в конце, и Реквием — в итоге… «СССР» — да, так передают Четыре буквы — смысл их дороги. И если Он живет на небеси, И кто-то вдруг поднял у входа полог Его шатра. Быть может, он взбесил Всевышнего. Кто б ни был — космонавт или астролог… Для скорби в этом мире нет границ, Ах, если б им не быть для ликованья! И безгранична скорбь всех стран и лиц, И это — дань всемирного признанья… <1971>

«Жизнь оборвет мою водитель-ротозей…»

Жизнь оборвет мою водитель-ротозей. Мой труп из морга не востребует никто. Возьмут мой череп в краеведческий музей, Скелет пойдет на домино или в лото. Ну всё, решил — попью чайку да и помру: Невмоготу свою никчемность превозмочь. Нет, лучше пусть все это будет поутру, А то — лежи, пока не хватятся, всю ночь. В музее будут объегоривать народ, Хотя народу это, в общем, все равно. Мне глаз указкою проткнет экскурсовод И скажет: «Вот недостающее звено». Иль в виде фишек принесут меня на сквер, Перетряхнут, перевернут наоборот, И, сделав «рыбу», может быть, пенсионер Меня впервые добрым словом помянет. Я шел по жизни, как обычный пешеход, Я, чтоб успеть, всегда вставал в такую рань… Кто говорит, что уважал меня, — тот врет. Одна… себя не уважающая пьянь. <1971>