Благословен степной ковыль,Сосцы кобыл и воздух пряный.Обняв кумысную бутыль,По целым дням сижу, как пьяный.Над речкой свищут соловьи,И брекекекствуют лягушки.В честь их восторженной любвиТяну кумыс из липкой кружки.Ленясь, смотрю на берега…Душа вполне во власти тела —В неделю правая ногаНа девять фунтов пополнела.Видали ль вы, как степь цветет?Я не видал, скажу по чести;Должно быть, милый божий скотПоел цветы с травою вместе.Здесь скот весь день среди степейНавозит, жрет и дрыхнет праздно.(Такую жизнь у нас, людей,Мы называем буржуазной.)Благословен степной ковыль!Я тоже сплю и обжираюсь,И на скептический костыльЛишь по привычке опираюсь.Бессильно голову склоня,Качаюсь медленно на стулеИ пью. Наверно, у меняХвост конский вырастет в июле.Какой простор! Вон пара козДерется с пылкостью Аяксов.В окно влетающий навозМилей струи опопонакса.А там, в углу, перед крыльцомСосет рябой котенок суку.Сей факт с сияющим
лицомВношу как ценный вклад в науку.Звенит в ушах, в глазах, в ногах,С трудом дописываю строчку,А муха на моих стихахПусть за меня поставит точку.<1909>Дер. Чебени
II
Степное башкирское солнцеРаскрыло пылающий зев.Завесив рубахой оконце,Лежу, как растерзанный лев.И, с мокрым платком на затылке,Глушу за бутылкой бутылку.Войдите в мое положенье:Я в городе солнца алкал!Дождался — и вот без движенья,Разинувши мертвый оскал,Дымящийся, мокрый и жалкийСмотрю в потолочные балки.Но солнце, по счастью, залазитПод вечер в какой-то оврагИ кровью исходит в экстазе,Как смерти сдающийся враг.Взлохмаченный, дикий и сонныйК воротам иду монотонно.В деревне мертво и безлюдно.Башкиры в кочевья ушли,Лишь старые идолы нудноСидят под плетнями в пыли,Икают кумысной отрыжкойИ чешут лениво подмышки.В трехцветно окрашенном кэбеПомещик катит на обед.Мечеть выделяется в небе.Коза забралась в минарет,А голуби сели на крышу —От сих впечатлений завишу.Завишу душою и телом —Ни книг, ни газет, ни людей!Одним лишь терпеньем и деломСпасаюсь от мрачных идей:У мух обрываю головкиИ клецки варю на спиртовке.<1909> Чебени
III
Бронхитный исправник,Серьезный, как классный наставник,С покорной тоской на лице,Дороден, задумчив и лыс,Сидит на крыльцеИ дует кумыс. Плевритный священникВзопрел, как березовый веник,Отринул на рясе крючки,И — тощ, близорук, белобрыс,Уставил в газету очкиИ дует кумыс. Катарный сатирик,Истомный и хлипкий, как лирик,С бессмысленным, пробковым взглядомСижу без движения рядом.Сомлел, распустился, раскисИ дую кумыс. «В Полтаве попался мошенник»,—Читает со вкусом священник.«Должно быть, из левых»,—Исправник басит полусонно.А я прошептал убежденно:«Из правых». Подходит мулла в полосатом,Пропахшем муллою халате.Хихикает… Сам-то хорош! —— Не ты ли, и льстивый и робкий,В бутылках кумысных даешьНегодные пробки? Его пятилетняя дочкаСидит, распевая у бочки,В весьма невоспитанной позе.Краснею, как скромный поэт,А дева, копаясь в навозе,Смеется: «Бояр! Дай конфет!» «И в Риге попался мошенник!»Смакует плевритный священник.«Повесить бы подлого Витте…» —Бормочет исправник сквозь сон.— За что же?! И голос сердитыйМне буркнул: « все он»… Пусть вешает. Должен циничноПризнаться, что мне безразлично.Исправник глядит на муллуИ тянет ноздрями: «Вонища!»Священник взывает: «Жарища!»А я изрекаю хулу:— Тощища!!<1909>Чебени
IV
Поутру пошляк чиновникПрибежал ко мне в экстазе:— Дорогой мой, на семь фунтовПополнел я с воскресенья…Я поник главою скорбноИ подумал: если дальшеБудет так же продолжаться,Он поправится, пожалуй.У реки под тенью ивыЯ над этим долго думал…Для чего лечить безмозглых,Пошлых, подлых и ненужных?Но избитым возраженьемСам себя опровергаю:Кто отл ичит в наше времяТех, кто нужен, от ненужных?В самых редких положеньяхЭто можно знать наверно:Если Марков захворает,То его лечить не стоит.Только Марковы, к несчастью,Все здоровы, как барбосы, —Нервов нет, мозгов два лотаИ в желудках много пищи…У реки под тенью ивыЯ рассматривал природу —Видел заросли крапивыИ вульгарнейшей полыни.Но меж ними ни единойБлагородной, пышной розы…Отчего так редки розы?Отчего так много дряни?!По степям бродил в печали:Все коровник да репейник,Лебеда, полынь, поганкиИ глупейшая ромашка.Вместо них зачем свободноНе растут иные злаки —Рожь, пшеница и картошка,Помидоры и капуста?Ах, тогда б для всех на светеСоциальная проблемаРазрешилась моментально…О дурацкая природа!Эта мысль меня так мучит,Эта мысль меня так давит,Что в волнении глубокомНе могу писать я больше…<1909>Чебени
Праздник. Франты гимназистыЗанимают все скамейки.Снова тополи душисты,Снова влюбчивы еврейки.Пусть экзамены вернулись…На тенистые бульвары,Как и прежде, потянулисьПары, пары, пары, пары…Господа семинаристыГолосисты и смешливы,Но бонтонны гимназистыИ вдвойне красноречивы.Назначают час свиданья.Просят «веточку сирени»,Давят руки на прощаньеИ вздыхают, как тюлени.Адъютантик благовонныйУвлечен усатой дамой.Слышен голос заглушенный:«Ах, не будьте столь упрямой!»Обещает. О, конечно,Даже кошки и собачкиКое в чем не безупречныПосле долгой зимней спячки…Три акцизника портнихеОтпускают комплименты,Та бежит и шепчет тихо:«А еще интеллигенты!»Губернатор едет к тете.Нежны кремовые брюки.Пристяжная на отлетеВытанцовывает штуки.А в соседнем переулкеТишина, и лень, и дрема.Все живое на прогулке,И одни старушки дома.Садик. Домик чуть заметен.На
скамье у старой елкиВ упоенье новых сплетенДве седые балаболки.«Шмит к Серовой влез в окошко…А еще интеллигенты!Ночью к девушке, как кошка…Современные… Студенты!»<1908>
Господа волонтеры Катаются в лодкеИ горланят над сонной водою. На скамье помидоры, Посудина с водкой,Пиво, сыр и бумажка с халвою. Прямо к старой купальне На дамские ногиПравят нос, закрывая погоны. Но передний печально Вдруг свистнул: «О Боги!Это ноги полковничьей бонны». И уходит бросками Скрипящая лодка.Задыхаясь, рвут весла и гонят. Упираясь носками, Хохочут: «Лебедка!Волонтер тебя пальцем не тронет!» На челне два еврея Поют себе хором:«Закувала та сыза зозу-ля…» Рулевой, свирепея, Грозит помидором,А сосед показал им две дули. «Караул! Что такое?!» Галдеж перебранки,Челн во все удирает лопатки. Тишина над рекою… На грузной лоханкеПоказался мороженщик с кадкой. Навертел крокодилам Три полные чашки.Лодка пляшет и трется о лодку. В синьке неба — белила. Вспотели рубашки.Хороша ли с мороженым водка?<1910>
Беседка теснее скворешни.Темны запыленные листья.Блестят наливные черешни…Приходит дородная Христя,Приносит бутылку наливки,Грибы, и малину, и сливки.В поднос упираются дерзкоПреступно-прекрасные формы.Смущенно, и робко, и мерзкоУперлись глазами в забор мы…Забыли грибы и бутылку,И кровь приливает к затылку.— Садитесь, Христина Петровна!Потупясь, мы к ней обратились(Все трое в нее поголовноДавно уже насмерть влюбились),Но молча косится четвертый:Причины особого сорта…Хозяин беседки и Христи,Наливки, и сливок, и садаСжимает задумчиво кисти,А в сердце вползает досада:— Ах, ешьте грибы и малинуИ только оставьте Христину!<1908>
Фельетонист взъерошенныйЗасунул в рот перо.На нем халат изношенныйИ шляпа болеро…Чем в следующем номереЗаполнить сотню строк?Зимою жизнь в ЖитомиреСонлива, как сурок.Живет перепечаткамиГазета-инвалидИ только опечаткамиПорой развеселит.Не трогай полицмейстера,Духовных и крестьян,Чиновников, брандмейстера,Торговцев и дворян,Султана, предводителя,Толстого и Руссо,Адама-прародителяИ даже Клемансо…Ах, жизнь полна суровости,Заплачешь над судьбой:Единственные новости —Парад и мордобой!Фельетонист взъерошенныйТерзает болеро:Парад — сюжет изношенный,А мордобой — старо!<1908>
Три экстерна болтают руками,А студент-оппонентНа диван завалился с ногамиИ, сверкая цветными носками,Говорит, говорит, говорит…Первый видит спасенье в природе,Но второй, потрясая икрой,Уверяет, что только в народе.Третий — в книгах и в личной свободе,А студент возражает всем трем.Лазарь Р озенберг, рыжий и гибкий,В стороне на окнеК Дине Блюм наклонился с улыбкой.В их сердцах ангел страсти на скрипкеВ первый раз вдохновенно играл.В окна первые звезды мигали,Лез жасмин из куртин.Дина нежилась в маминой шали,А у Лазаря зубы стучалиОт любви, от великой любви!..Звонко пробило четверть второго —И студент-оппонентПриступил, горячась до смешного,К разделению шара земного.Остальные устало молчали.Дым табачный и свежесть ночная…В стороне, на окне,Разметалась забытая шаль, как больная,И служанка внесла, на ходу засыпая,Шестой самовар…<1908>
Генерал от водки, Управитель акцизами С бакенбардами сизыми, На новой пролетке, Прямой, как верста,—Спешит губернатора сухо поздравить С Воскресеньем Христа. То-то будет выпито. Полицмейстер напыженный, В регалиях с бантами, Ругает коней арестантами, А кучер пристыженный Лупцует пристяжку с хвоста. Вперед — на кляче подстриженной Помчался стражник с поста…Спешат губернатора лихо поздравить С Воскресеньем Христа. То-то будет выпито. Директор гимназии, Ради парадной оказии На коленях держа треуголку И фуражкой лысину скрыв, На кривой одноколке, Чуть жив, Спускается в страхе с моста.Спешит губернатора скромно поздравить С Воскресеньем Христа. То-то будет выпито. Разгар кутерьмы! В наемной лоханке Промчался начальник тюрьмы. Следом — директор казенного банка, За ним предводитель дворянства В роскошном убранстве С ключами ниже спины. Белеют штаны. Сомкнуты гордо уста.Спешат губернатора дружно поздравить С Воскресеньем Христа. То-то будет выпито!<1910>
Шпоры, пачка зубочисток,Сорок писем от модисток,Шитых шелком две закладки,Три несвежие перчатки,Бинт и средство для усов,Пара сломанных часов,Штрипки, старая кокарда.Семь квитанций из ломбарда,Пистолет, «salol» в облатках,Анекдоты в трех тетрадках,«Эсс-буке» и «Гонгруаз»,Два листка кадрильных фраз,Пять предметов из резинки,Фотография от Зинки,Шесть «варшавских» cartes postales [23] ,Хлястик, карты и вуаль,Красной ленточки клочокИ потертый темлячок.<1908>